К концу 1998 года отец был уже год военным пенсионером. До выхода на пенсию он часто высказывал желание заняться после службы бизнесом. Всякий раз я горячо отца поддерживал, но поскольку был молод и зелен, кроме устных одобрений мне предложить ему было нечего. Я верил в отца и его успех всем сердцем, отец был человеком умным и высоко эрудированным. Меня и самого коммерция привлекала, хотелось по окончании института нырнуть в бескрайнее и неизведанное море бизнеса. А пока мне оставалось еще полтора года учебы в институте на вечернем отделении. Мне думалось, что за это время отец уже начнет свой бизнес, и тут как раз я, окончив институт, примусь ему помогать. Но жизнь распорядилась иначе. Пока я заканчивал четвертый курс и подрабатывал в одной фирме, отец успел пройти путь от заместителя директора оптовой фирмы до «бомбилы» – человека, занимающегося извозом на своей машине. Я не придал этому факту значения. В те годы ситуация в стране была сложной, все выживали как могли. Случайные заработки не спасали положения, выручала семью лишь отцова пенсия. Я помню его состояние в тот период – подавленность, растерянность, вина – все это читалось в глазах. Но двигало им умение и желание трудиться. От природы отец был трудолюбивым и упорным, работа его не пугала. Но любой плюс в человеке – потенциальный минус, и наоборот. Минусом трудолюбия отца была чрезмерность усилий, оттого он часто шел не оптимальным путем.

В августе 1998 года в стране случился известный кризис и превратил мои семьсот рублей зарплаты в копейки. По наивности лет я ждал от прижимистого директора фирмы хотя бы незначительного повышения зарплаты. Вскоре, осознав напрасность ожиданий, я стал отлынивать от работы. Директор все понял и к сентябрю меня уволил.

Бывшему студенту без опыта и связей светят лишь вакансии, где много работы и мало денег – эта перспектива не радовала. Я начал рыться в газетах и журналах, пытаясь найти что-то интересное. Мною двигало ощущение, что если искать, то обязательно что-то отыщется. В начале сентября я наткнулся на объявление: «Представительство Н-ского пивоваренного завода приглашает торговых агентов». Я показал объявление отцу, и следующим утром мы уже общались с крупным и полным мужчиной лет тридцати пяти. Работа предлагалась простая – брать в представительстве по фиксированной цене пиво под реализацию, делать какую пожелаешь наценку и продавать его по любым торговым точкам. Условие было одно – материальная ответственность за товар и гарантия возврата денег. Откликнулось на объявление человек пятнадцать, все со своими микроавтобусами, один – на «пирожке». На нашу «двойку» косились недоуменно – возить пиво в ящиках в легковой машине, явно было отчаянным ходом. За дело я и отец взялись с энтузиазмом. Полное отсутствие личного опыта я компенсировал непоколебимой верой в авторитет и опыт отца. Разложив задние сидения «двойки», мы стали загружать в нее ящики с пивом. Само собой случилось у нас и разделение труда – отец выписывал накладные тут же в машине, был водителем и грузчиком; я, будучи лишь грузчиком, дабы уравнять объем труда, старался носить ящиков больше отца. Работа оказалась выматывающей, но азарт, новизна ощущений и интерес настолько переполняли меня, что усталости я не замечал; я жаждал самостоятельной деятельности и получал нужный опыт. Через неделю торговых агентов осталось четверо. С крупными оптовыми базами толстяк работал сам, агентам же оставил прочие базы мелкого опта и розницу. Мы с отцом нашли несколько мало-мальски приличных точек и наладили в них поставку. Толстяк удивлялся и интересовался, куда мы деваем пиво в таких количествах, но мы молчали. Через месяц из агентов остались лишь мы. К концу октября сезон пива кончился, продажи резко упали, и толстяк свернул дело. Двухмесячных заработков хватило лишь на текущую жизнь. Нужно было срочно что-то придумать, и меня осенило: «А что, если повторить схему?» Я воспрянул духом, мозг заработал в заданном направлении – нужен был действующий пивзавод вблизи нашего города. Но не сильно успешный, а полудохлый. Я понимал, шансов «сесть» на приличное производство, не имея денег, нет никаких. И интуиция не подвела. Я вновь стал лопатить газеты и журналы, и в начале ноября нашел объявление: «Елецкий пивоваренный завод приглашает региональных дилеров». Я показал объявление отцу и сказал: «Звони!» На тот момент мне было 21. Я быстро уяснил, что никто в бизнесе не воспринимает меня всерьез, и потому толкал на реализацию своих идей отца. Задумка сработала – нас пригласили на встречу. Мы прикинули расстояние туда и обратно – имеющихся денег хватало на бензин впритык. В один из промозглых дней, подгоняемые ледяной метелью, мы выехали в Елец. Пивзавод нашли быстро. Предприятие оказалось, что надо – на грани технического износа и финансового краха. Нас встретил коммерческий директор – дряблым мужчина чуть за сорок с пивным животом, одутловатым лицом и водянистыми глазами. Договорились быстро. Общался отец, я лишь иногда поддакивал и внутренне радовался сработавшей интуиции. Мы выторговали главное условие – товар на реализацию, в ответ обязались возвращать в том же количестве ящики с пустой пивной бутылкой в них, а в счет оплаты отгружать сахар в мешках. Домой мы летели счастливые – сработало!

В январе занялись поиском склада. Денег у нас было лишь две тысячи – пенсия отца за тот месяц. И все. Мы порылись в газетах, покатались по городу и оказались на бывшей овощной базе, находившейся в двадцати минутах езды от нашего дома. База была одной из самых новых в городе. Все оптовые базы, на каких я побывал, кишели торговой активностью, а эта на удивление пустовала. Мы встретились с директором, прошлись с ним по территории и выбрали склад – огромный, в четыреста метров, но арендовали лишь четверть. Пока отец пространно беседовал с директором, я вышел из склада и огляделся – база казалась спящей. В боксе напротив находился ремонт машин. В одноэтажном здании у въезда в базу ютилась мелкооптовая фирма с продуктами питания. Мы стали третьими арендаторами, отец отдал все две тысячи в оплату за февраль, и наша авантюра началась.

Десятого числа пришла первая партия, заводской старый «ГАЗ-66» привез в кунге восемьдесят ящиков. Пиво было непастеризованным, с коротким сроком годности всего в семь дней. По сути, мы взялись за рисковое дело: покупатель, как правило, не покупал в магазине пиво, если срок его годности подходил к последнему дню; на заводе свежую партию наливали с утра и привозили к обеду первого дня; нам для торговли оставалось лишь пять дней. 1999 год был пиком расцвета универсальных оптовых баз. Мы заранее договорились с основными городскими базами о поставках пива тоже на реализацию. Выходило, что нам надо было развозить каждую партию пива в первый же день, самое позднее во второй. Тогда на следующий день базы выставляли его на торговую витрину и, должны были продать за два-три дня максимум. Идеально – до конца четвертого дня. В этом случае, рознице оставались для торговли пятый и шестой дни. Если пиво не уходило до конца четвертого дня с базы, то почти наверняка после мы забирали его просроченным обратно. Это был риск убытка. В договоре с заводом мы оставили за собой право возврата просроченного товара в объеме до десятой части от каждой партии. Трудиться пришлось интенсивно. «ГАЗ-66» максимум вмещал сто двадцать ящиков, и уже с мая он приезжал к нам полным. В «двойку» влезало пятнадцать ящиков. Базы продавали пиво по-разному: одни – пятнадцать ящиков в два дня, иные – десять, третьи – пять. Обычно выходило так: в день привоза мы делали два-три рейса, а остальное – во второй день. А это пять-восемь рейсов. Мы выматывались жутко. В то время пробок на дорогах города еще не было, и ездили мы быстро. Отец был отменным водителем, а я бойким грузчиком и экспедитором.

Уже к концу весны мы поставляли пиво во все значимые базы города. Качество его было так себе, поэтому брали рынок ценой – держали ее на 10% ниже конкурентов. Денег от продажи пива едва хватало на аренду склада и бензин. Нас спасал лишь сахар, им мы рассчитывались за пиво с очень жирной наценкой. Торговля сахаром имела такой же дикий и хаотичный вид, как и вся прочая. Улицы города украшали самодельные вывески: «сахар 320», «сахар 310», «сахар 330». Сворачивай у понравившейся вывески к складу и покупай мешок. Все просто.

В апреле на соседний склад въехали новые арендаторы, как раз торговцы сахаром. Их было двое – рослые и крепкие мужчины чуть за тридцать. Они сколотили «домиком» из двух поддонов рекламный щит, прилепили к нему с обеих сторон бумажки с надписью «сахар» и ниже ценой и поставили конструкцию на въезде базы. Сбыт у соседей пошел сразу. Сначала к ним потянулись легковые машины, после на «газелях» объявились и мелкие оптовики. Я прозвал соседей «сахарниками», а они нас – «пивняками».

Главный из них был крупным деятельным малым с короткой стрижкой и наглыми выпученными глазами. Он был широк в плечах, мясист и с животом. Ходил, расставив руки в стороны, сменяя вальяжность движений на энергичность и напор. Матерился много и смачно, подкатывал к складу на серебристом «мерседесе» быстро, тормозил резко. И так же эффектно уезжал. Из машины выходил энергично, но с важной ленцой, руку подавал для приветствия нехотя и как бы промежду прочим, подчеркивая и этим свою значимость. Даже деньги он считал эффектно – брал из портфеля перетянутую резинкой пачку купюр, переламывал ее пополам пальцами одной руки, и ловко двигая большим пальцем этой же руки, сдвигал купюру в бок, пальцами другой руки подхватывал ее за уголок и щелчком откидывал на себя. Купюры в его руках шелестели как в машинке.

Помимо сахара, мы с отцом зарабатывали на уловке с бутылками. Светлая пивная бутылка стоила в два раза дешевле темной – зеленой или коричневой. Завод брал у нас в зачет продаж любую. Увидев возможность заработка, я тут же предложил отцу отгружать на завод только светлую бутылку. Если крупные пивные оптовики имели стандартную маржу в десять-двадцать процентов, то мы за счет сахара и светлой бутылки выжимали из своего крохотного оборота все семьдесят. Но едва наш бизнес достиг точки максимальной эффективности, как стал медленно рушиться, не успев толком начаться.

Летом того же года я защитил диплом и получил высшее образование. День был ослепительно солнечным и теплым. Все прошло быстро, я получил в зачетку последнюю «пятерку» и вышел из аудитории. Родители ждали меня в фойе первого этажа института. Отец пожал мне руку, мать обняла и поцеловала, и мы поехали домой. Меня еще долго не покидало ощущение, что красный диплом – самый важный документ в жизни, который очень скоро изменит ее к лучшему до неузнаваемости. В тот день я радовался как ребенок, поминутно раскрывая его и рассматривая каждую буковку и циферку. По приезду домой, я бережно положил диплом в стол, не предполагая, что за следующие тринадцать лет выну его оттуда лишь дважды.

Полупустая база постепенно оживала, появлялись все новые арендаторы. В глубине базы обосновался оптовый торговец фруктами. Следующий за нашим склад заняла фирма с бытовой химией. Мы продолжали трудиться, но ощущение шаткости нашего бизнеса не покидало меня. Он держался лишь на разнице цен на сахар и пивную бутылку. Так шло до середины осени. И тут объявился конкурент. В один из дней я привычно зашел в торговый зал оптовой базы и увидел на витрине незнакомую бутылку пива. Я привык, что наше – самое дешевое, а тут новое и дешевле. Я вгляделся в этикетку, произведено на консервном заводе в селе Липецкой области. «На консервном заводе варят пиво?» И тут я увидел срок годности нового пива – месяц! На этикетке под названием значилось «пастеризованное». «Откуда в такой дыре оборудование для пастеризации пива?» Через два дня ситуация стала угрожающей. Новое пиво, появившись лишь на самых крупных городских оптовых базах, тут же почти убило там наши продажи. Пока мы с отцом в задумчивости вывозили с баз свой просроченный товар, сельское пиво, испортив нам неделю торговли, продалось и исчезло. Все вернулось в прежнее русло, а через месяц ситуация повторилась. На базах появились буквально горы этого пива. Я ходил по складам и считал ящики – пятьдесят, восемьдесят – куда столько? Как не крути, а выходило одно – поставщик пива-конкурента был или недалекого ума или новичок в этом деле. С поставками дешевого пива надо было что-то делать.

Как там у классиков: «Если не можешь чему-то противиться, возглавь!?»

Я срисовал телефон консервного завода с этикетки бутылки и сунул его отцу. Не с первого раза, но ему удалось дозвониться до директора, и в ближайший свободный от дел день мы поехали в соседнюю область. К концу визита мы выяснили, что конкурентом был некий армянин. Он поставлял на завод тракторные шины, а пиво брал бартером. «Плохо», – огорчился я, поняв, что конкурент всегда мог продать пиво даже ниже закупочной цены, лишь бы от него избавиться. Нам же в бартере отказали, заявив, что заводу уже ничего не нужно. Возврат пивной бутылки и сахар тоже были не нужны. Собственного транспорта у завода не было, оставался лишь вариант с наемным. Но мы все же выторговали сносные условия, договорились, что будем брать пиво на реализацию партиями и обещали уже на следующей неделе явиться за первой.

Через неделю мы развезли первую партию нового пива по незанятым конкурентом базам, и я принялся отслеживать остатки его пива в городе. Быстро выяснилось, что через две недели кончится срок годности партии конкурента, и за это время весь товар точно не продастся. Так и вышло, едва срок годности его пива кончился, мы завезли свежее. Пиво конкурента сняли с продаж, оно пылилось горами ящиков на складах баз еще недели две, пока тот не вывез его и пропал сам, получив убыток.

Зиму мы проработали относительно стабильно. Цена на сахар медленно и уверенно снижалась и к середине весны установила абсолютный рекорд – двести шестьдесят рублей за мешок. Теперь с каждого мешка мы имели сто двадцать рублей наценки. Мы молчали о такой прибыли, зная, что «сахарники» выручали с мешка лишь двадцатку. Дела у них шли хорошо, объемы постоянно росли. Сезонный спад продаж мы пережили только на сахаре.

Хотя директор консервного завода нас клятвенно заверил, что бартер на шины был лишь эпизодом и более не случится, как армянин объявился в мае. Он повторил схему и по бросовой цене завалил пивом половину баз города. Отец позвонил на завод и долго возмущался в трубку, в ответ слыша лишь отговорки. Отец пенял на порядочность и силу данного слова, получил в ответ крики и закончил разговор. Проблему надо было решать. Мы разыскали армянина, тот приехал к нам на базу на грязнющей «девяносто девятой» с оторванным левым зеркалом. Мы предложили самое простое решение – он передает по фиксированной цене свое пиво нам, мы его продаем и рассчитываемся за товар. Выгодно выходило всем: конкурент получал деньги, а мы – контроль цены. Демпинг всегда сильно вредит торговле. К моему удивлению, армянин не согласился, заломил цену и предложил купить все его пиво разом. Мы отказались, проще было выждать пару недель, когда у пива конкурента вновь выйдет срок и вопрос решится сам. Так и поступили. Через две недели товар армянина исчез с витрин оптовых баз, а горы пыльных ящиков с белыми хлопьями осадка на дне бутылок еще долго лежали на их складах. Конкурент исчез окончательно.

Летом 2000 года случилась сильная передряга с сахаром. Самая низкая цена на него продержалась с месяц. К началу лета она плавно вернулась к цифре двести восемьдесят и продолжила рост. Поначалу народ на событие реагировал вяло. Едва цена ушла за триста двадцать, вырос и спрос, к «сахарникам» повалил покупатель. После каждого обновления цифр на рекламных щитах я мрачнел – наша прибыль на сахаре таяла. Теперь, в лето, нас выручало уже пиво, продававшееся втрое сильнее, чем зимой. Июль, сахар – триста сорок, триста шестьдесят. Город зашелестел паникой, и к «сахарникам» началось покупательское паломничество – жара, у склада ежедневная очередь из двух-трех машин: одна отъезжает, следующая уже катит в конец очереди. Если обычно в легковые машины клали максимум три мешка, то теперь в них пихали сахар не по весу, а по объему – набивали три мешка в багажник и три в салон. Просев задом до асфальта, легковушки уезжали прочь. Бросалось в глаза большое количество пенсионеров в очереди, через день-два они являлись снова, явно запасаясь впрок. «Газели», при грузоподъемности в полторы тонны, грузили по две-две с половиной. Сахар жадно скупался по всему городу. «Сахарники» радостно потирали руки и целыми днями носились между складом и сахарными заводами. В августе наступил апогей – триста восемьдесят рублей за мешок. Народ как обезумел. Фуры с товаром стали приходить к «сахарникам» раз-два в день. Грузчики пахали не разгибаясь – сначала мешки выгружали из фур на поддоны, закатывали их телегой в склад, после выкатывали обратно и грузили мешки с поддонов в машины покупателей – в день на четверых выходило более сорока тонн. В последнюю неделю августа «сахарники» стабильно закупали и продавали по две фуры в день. Грузчики выбились из сил, поддоны с мешками уже не закатывались в склад, а стояли на улице, перегородив центральный проезд базы. В минуты отдыха черные от пыли грузчики или лежали измождено на мешках или бегали к нам по одному за пивом. Купивший бутылку, сразу ее торопливо открывал и втягивал в себя содержимое жадными глотками. «Адский труд», – подумал я, глядя, как очередная доза пива исчезает в желудке грузчика.

– Да уж, работенка у вас! – произнес я сочувственно.

Грузчик, выдув поллитра залпом, тут же купил еще несколько бутылок.

– А ты что думаешь, мы всегда только грузчиками работали? – вдруг произнес тот, уже медленнее ополовинив вторую бутылку и уставившись на меня.

Я удивился вопросу, соображая, что же я думаю.

– Мы раньше тоже бизнесом занимались… – продолжил парень, подразумевая под «мы» кого-то из прочих лежащих на мешках, и указывая в их направлении зажатой в руке бутылкой, и с бахвальством добавил. – Все у нас было! Бизнес был. Мы вместе начинали…

Он снова махнул в направлении товарищей.

– Ааа… – выдавил из себя я неопределенное, кивнул.

– И деньги у нас сразу появились, – уже без бахвальства, с грустью добавил грузчик. – А как деньги пошли, так там сразу началось – бани, сауны, бабы…

Я молчал, все было ясно. История звучала правдиво для многих подобных случаев.

– Нам надо было раскручиваться, деньги оставлять в деле, а мы… – парень махнул бутылкой с досадой, отхлебнул из нее и пошел на улицу к остальным.

«Все у нас было!» – эхом отозвалась в моем мозгу фраза, пробрала осознанием до костей. Я вздрогнул от ее простоты и неотвратимости и решил для себя, что приложу все усилия, чтобы не оказаться в подобной ситуации.

Сахарный психоз продолжался. Если обычно «сахарники» работали до шести, то стали задерживаться и до восьми и даже девяти вечера. Народ тянулся к ним до сумерек. Для нас же с отцом наступили грустные времена, прибыль на сахарном бартере упала в ноль. Наступил предел. Мы закупили и отгрузили лишь одну партию по предельной цене, как та рухнула – еще вчера везде висели бумажки с цифрами «380», а на следующее утро – «260». Покупателей как сдуло. В городе наступила «сахарная» кома. Соседи погрустнели. Я их понимал, аппетит приходит во время еды. Рядовые же покупатели в очередной раз попали в простую экономическую ловушку – поддавшись панике и стадному инстинкту, нахапали товара про запас по пиковой цене, растратив свои сбережения. Лишь единичные машины изредка подъезжали за сахаром, один из грузчиков лениво выносил мешок и клал в багажник авто. Остальные сидели на улице в одних шортах на пустых пивных ящиках, загорали и грызли семечки. Ленивый горячий ветер носил по базе куски полиэтилена и пакеты. Впереди оставался лишь месяц хороших продаж пива, сентябрь.

С погодой везло, но не повезло с бартером – пивзавод объявил, что с октября в зачет продаж пива будет принимать только деньги, и смысл в торговле этим пивом исчез. Новость прозвучала, как гром среди ясного неба. За вычетом расходов и аренды склада, прибыли с продажи самого пива нам хватило бы лишь на поддержание штанов. Топтаться в бизнесе на месте не хотелось, нам как воздух надо было развитие. Хлипкие надежды на сельское пиво растаяли следом, завод решил с октября поднять цены – впереди замаячил конец бизнеса. И тут Судьба подкинула нам возможность заработать выходной бонус.

Вторая суббота сентября – день нашего города. В две недели до праздника всегда случались хорошие оптовые продажи алкоголя – розничные магазины закупались впрок. В городе, вдруг, начались перебои с поставками местного дешевого пива. Следом в два дня на оптовых базах размели недельные запасы и нашего. До праздника три дня, на базах дешевого пива нет, с Елецким мы уже завязали, оставалось только срочно везти сельское. Рано утром я прыгнул к уже знакомому водителю в кабину «ЗиЛа», и мы поехали. На погрузку ушло два часа, я устал сильно – заводские грузчики, будучи пьяными, носили ящики с пивом из цеха только к борту машины. В кузове я работал уже один, принимал ящики от края и нес вглубь машины, там устанавливал рядами и столбами под самый верх тента, докуда хватало роста. Последние три ряда я составил уступом. «Битком… четыреста семьдесят ящиков», – пронеслось в моей голове. В обратный путь тронулись в полдень. «Три часа на дорогу, на левом берегу скидываю сотню, это четыре… потом на правом еще сто ящиков, а остальное на склад… главное до шести успеть, вроде успеваю…», – прикинул я, наконец, расслабился и, вернувшись в действительность, сразу почувствовал – машина перегружена. Двигатель тянул хорошо, перегруз ощущался по мерной раскачке кузова в такт поворотам и неровностям дороги. Задний мост жалобно поскрипывал рессорами. Я глянул пару раз в боковое зеркало, колеса были поджаты столь сильно, будто мы ехали на полуспущенных. Наконец выехали с районных дорог на трассу, «ЗиЛ» пошел мягче, качка уменьшилась. Я закрыл глаза, придремал.

До города оставалось около двадцати километров, когда взорвалось заднее колесо. Мы остановились. В правом внешнем колесе зияла рваная дыра размером с кулак, из нее торчали прутья корда. Машина чуть накренилась на бок, целое из пары внутреннее колесо просело за двоих. Я глянул на часы – запас времени был. Заменив колесо, поехали дальше. На часах четыре. Минут десять мы ехали в мрачной тиши, я постоянно косился в зеркало. Только отошли от случившегося – опять взрыв. Снова с моей стороны, но уже внутреннее заднее. Не разгрузив машины, заменить его мы уже не могли. Водитель инстинктивно сбавил ход. Я безотрывно смотрел в зеркало – оставшееся целым колесо, так сжалось, что казалось, вот-вот взорвется. Таким ходом нам оставалось минут сорок до первой базы. Мы переглянулись и решили на свой страх и риск тянуть на одном колесе. Взорвись и оно, с таким высоким центром тяжести мы бы точно перевернулись. «Только бы успеть, только бы успеть…», – нервничал я, зная, что база принимает товар до пяти.

Без десяти пять мы вползли на территорию базы. Едва грузовик коснулся задним бортом рампы склада, как у меня отлегло – доехали. Начали выгрузку, грузчики тягали ящики, я стоял рядом. Когда освободили первые метры кузова, туда заглянул водитель.

– Ну что, снимать? – кивнул я на сплошную стену из ящиков. Нагружать задний мост не хотелось, а оставлять ящики высокими рядами было опасно.

– Да не, не надо, так доедем, не упадут! – уверенно отмахнулся водитель.

– Как колесо то, держится еще? – произнес я.

– Нормально, теперь полегче стало, доедем! – повеселел водитель.

Я глянул вниз, колесо слегка приподнялось. Едва грузчики закончили, я быстро сдал товар, сбегал в офис, прыгнул в кабину «ЗиЛа», нетерпеливо выпалил: «Поехали!»

Грузовик медленно выехал из ворот базы, повернул влево, влился в поток машин. Метров через триста на крупном Т-образном перекрестке мы уперлись в красный сигнал светофора, остановились. В этот момент я ощутил сколь сильно перенервничал из-за всех событий дня и устало выдохнул, хотелось одного – завершить, наконец, бесконечный день и оказаться дома. Зеленый. Водитель резко отпустил сцепление, грузовик дернулся. Сзади раздался грохот, лязг, звон и хруст бьющегося стекла.

«Все-таки упало!», – вмиг вспыхнул я злостью. Водитель испуганно глянул на меня. Я злился на него, за то, что отсоветовал снять ящики ниже, злился на себя, что поленился, послушал водителя и получил убытки и, минимум, полчаса работы. Машина миновала перекресток почти по инерции, я услышал льющийся звук, глянул в зеркало – пиво текло сквозь щели кузова на асфальт.

– За перекрестком сразу останови! – сказал я сдержанно, усилием подавив вспышку гнева. Два колеса, побитый товар – рейс явно складывался неудачно. Мы съехали с дороги на грунтовую обочину, под сень крупного дерева. Покинув кабину, я уставился на желтый пенный шлейф, тянувшийся через весь перекресток. С заднего борта все еще лилось, в нос ударил запах пива. Подошел водитель и начал для приличия скорбно причитать. Я полез внутрь. Будто костяшки домино, ящики лежали поваленными столбами. Верхние были в порядке. В нижних большая часть бутылок побилась, остальные повылетали из примятых ящиков и раскатились по кузову. С минуту я смотрел на картину, думая, с чего бы начать. Из несущихся мимо машин, на нас с любопытством пялились. По перекрестку гулял запах пива. Часть верхних ящиков я подал водителю за борт, этим освободил нижние, поставил столбы вертикально. Ниже шла уже каша из ящиков, целых и битых бутылок. Я спрыгнул на землю и прикинул убытки – все оказалось не так страшно, битых было не более десяти ящиков. Половина бутылок в них была вдрызг. Водитель куда-то пропал. Перебрав битые ящики, я сложил стекло на газоне, дворник уберет, и закинул ящики в кузов. Время было около шести. Через сорок минут мы заехали на вторую базу и только в девять подкатили к нашему складу. Отец ждал в «двойке». Принялись с ним выгружать пиво. Ощущая вину, я выговорился отцу о случившемся. В ответ он сухо обозначил мои промахи, рассказал, как надо было делать и как не надо. Я внутренне вспыхнул, но смолчал. Задним умом все мы хороши. А не ошибается тот, кто ничего не делает. Стало обидно, что вместо поддержки, я ожидаемо получил упреки. Я вдруг осознал, что так было всегда – чтобы я ни делал, отец скрупулезно находил недочеты в моих действиях и пенял на них. Такой уж он был.

Грузовик уехал. Стемнело. Все склады на базе давно закрылись, лишь из нашего на улицу бил свет. Закатив на тележке пиво в склад, мы добрались домой уже к полуночи.

Убыток поездки не помешал нам хорошо заработать на последней партии, но мы в октябре все равно твердо решили закончить с пивом. Удивительно, но решение не далось мне сложно, я интуитивно осознал одно из важных правил бизнеса – если дело перестает давать прибыль, из него надо выходить раньше, чем уже оно начнет тянуть из вас деньги. Или дело надо изменить и вывести на новый уровень. Для второго у нас не было средств. Да и не рассматривал я пиво, как дело всей жизни, а четко осознал нашу с отцом задачу – выполнять коммерчески прибыльные операции на чем угодно и до тех пор, пока не будут заработаны средства, достаточные для начала чего-то того самого, основательного.

С заводами рассчитались. Ящики и с просроченным пивом загрузили в машину, и отец повез их в Елец. В тот день, оставшись на складе один, я огляделся – пусто. На душе вдруг стало так же. Я вышел на улицу. День стоял солнечный теплый и тихий, и жизнь на базе словно замерла, кругом ни души. Я покурил, закрыл склад и зашагал домой.

Наш пивной бизнес кончился.