В субботу я проснулся поздно и в полдень столкнулся с отцом в коридоре. Тот был в классическом костюме серого цвета, белой рубашке и при вишневом галстуке. Галстук!? Последний раз я видел отца в галстуке, когда тот служил еще в армии. Вся одежда на отце была новой, такой у нас в доме не водилось. Даже туфли у двери стояли новые. В спешке покопавшись в шкафу, отец что-то взял, пошел в свою комнату, там взял пакет, в котором звякнула посуда с приборами, и виднелась бутылка шампанского, обулся, накинул куртку и вышел из квартиры. Недоумевая, я пошел на балкон, открыл оконную створку и глянул вниз. Отец торопливо прошел по дорожке под балконом и скрылся за углом дома. По всем признакам вывод напрашивался один – он шел к женщине. А в воскресенье я увидел и ее. Отец так же вышел из дома все в том же костюме и с тем же пакетом, я снова глянул вниз – брюнетка около сорока стояла на дорожке у самого угла дома. Отец поравнялся с ней, и уже вместе пара скрылась за углом. «В санатории познакомились, не иначе», – подумал я и вернулся с зябкого балкона в теплую квартиру.

– А че, Серого нет что ли!? – удивился я, едва утром понедельника явился в новый офис и поздоровался со всеми – Верой, Валей и Борисом.

– Ром, да, Сережи не будет, он заболел… – кивнула Вера и, словно в подтверждении ее слов, мой телефон зазвонил.

– Ромыч, привет… – низким простуженным голосом произнес Сергей. – Я приболел тут немножко, температура у меня, насморк… ты там один справишься?

Для пущей убедительности он вплел в интонацию нотки жалости и бессилия, будто не банально простыл, а заболел смертельно. От елейности тона Сергея меня передернуло. Все иногда подхватывают простуду, но ведут себя по-разному. Одни или переносят ее на ногах, что в принципе, плохо, или отлеживаются в самые тяжелые дни, но едва забрезжит улучшение, бегут на работу. Другие же болеют с удовольствием, ставя в известность всех и изображая из себя «умирающего лебедя». Я как раз выслушивал одного из «лебедей».

– Серый, да справлюсь, куда деваться! – сказал я. – Ты там давай, выздоравливай!

– Аха, Ромыч, ну спасибо тебе большое… – продолжал тот чувственно недомогать. – А то у меня тут все сразу и сопли, и температура и горло… еле хожу…

– Серый, ну выздоравливай! Все тут будет нормально, не волнуйся!

– Ну спасибо, Ромыч… пока… – выдавил из себя напарник, и мы простились.

– Так… – выдохнул я, собираясь с мыслями. – Вер, че там у нас по заказам?

Рабочий день начался. Вдвоем за полчаса мы обработали все заказы – я созвонился с клиентами, собрал заказы на последующие дни, а Вера подготовила накладные и отчеты за предыдущий месяц. Через полчаса к офису подъехал отец. Отпустив Веру и забрав все бумаги, я преодолел два пролета лестницы вниз и с радостью прыгнул в родную «газель».

– А Сергей где? – произнес отец.

– Серый заболел, простыл… – сказал я, и мы покатили на склад.

– И долго он болеть планирует? – уточнил отец, словно читая мои мысли.

– Не знаю, – пожал плечами я. – Но лучше его простимулировать, чтоб поскорей на работу вышел, а то вдруг ему понравится болеть…

Я допускал мысль, что Сергей может выздороветь через пару дней и отдохнуть

сверх этого еще столько же просто так. Мне не нравилась перспектива таскать коробки за двоих, покуда тот лежит дома в тепле и пялится в телевизор. Сергею я уже не верил.

– Ну да, – потянулся отец за сигаретой, приоткрыл окно и закурил, – мысль верная… Сережа – тот еще фрукт… Скажи ему, что пока он болеет, его зарплата тебе будет идти!

– Да не, вся зарплата – это жирно, конечно… – отклонил я жесткое предложение отца. – В конце концов, Вера как бы его замещает, только вот на складе я один… Я думаю, можно будет сказать, что пока он болеет, я буду получать за грузчика. И сумма не такая большая… И Серый быстрей на работу выйдет… он на деньги прижимистый, не захочет, чтоб мне в карман шло больше, чем ему…

Мы загрузили в «газель» полторы тонны и покатили по клиентам. Все вернулось на круги своя – я, отец и «газель». За два с лишним года я отвык от такой работы. Поначалу даже чувствовал себя неловко. Отвыкли и наши клиенты. Работники всех фирм, где я стал появляться с отцом на «газели», удивлялись одними и теми же вопросами. Отшучиваясь, я говорил, что теперь товар будем возить по-разному. Так я проработал всю неделю.

– Вер, смотри… – сказал я посреди недели. – Скажешь Серому, что пока он болеет, я буду за грузчика начислять себе деньги, поскольку таскаю на складе коробки за двоих… Там сумма небольшая, но все-таки… чтоб как-то справедливо было, хорошо?

– Ну ты позвони ему сам и скажи! – отмежевалась тут же Вера.

Мне не хотелось говорить с Сергеем на эту тему, и внутри боролись две ипостаси – одна считала мое решение непорядочным и не партнерским, другая, умудренная опытом общения с Сергеем, точно знала, что решение верное.

– Вер, давай так… Ты ему озвучь дома, если у Серого будут вопросы, пусть звонит, хорошо? – припер я Веру к стенке.

– Хорошо, – сдалась та и, все поняв, лукаво ухмыльнулась.

Сергей позвонил на следующее утро. Не сказать, что в его голосе звучал апломб, но мое предложение одобрилось без желания. И тут же Сергей пошел на поправку и 12 числа в понедельник вышел на работу.

– Роман, а че мы Анатолию Васильевичу платим за развоз по часам, а Пете просто платим тысячу за день? – сразу поднял вопрос он. – Просто услуги Анатолия Васильевича нам дороже обходятся…

– Серый, ну поговори с ним, может он и согласится на тысячу… Но я сомневаюсь… С какой стати он это будет делать? Это стандартная почасовая оплата – двести рублей в час. Все так возят. Это с Петей нам повезло, он понимает, что у него машина старая, тент, часто ломается. А у бати и «газель» посвежее и будка высокая.

 – Роман, ну может, ты сам с ним поговоришь? – крутился Сергей.

– Да поговорю, – пожал я плечами. – Без проблем.

– Нет, за тысячу не буду, – тем же вечером отрезал отец. – Есть стандартная оплата, будьте добры ее платить. Не хотите – ищите другого извозчика. И коробки ваши я тоже таскать не собираюсь… Вы определитесь там с Сережей, кто из вас будет ездить со мной, вы вдвоем или по очереди, мне все равно…

Я передал слова отца Сергею.

– Ну, будем ездить с ним, сдавать товар сами… – вздохнул картинно тот. – Раз Анатолий Васильевич выставляет такие условия… У нас же нет выхода…

– Серый, отец не выставляет никаких условий… – удивился я, как ловко тот сместил акцент. – Просто он возит по той же ставке, что и все в городе… С какой стати он должен возить нам дешевле? Потому, что он одного из нас родственник? Но он же не просит платить ему больше, потому что он родственник!? Я считаю, что все справедливо. Да и вызываем мы его не часто, когда уж Петя не может. Мы же можем и отказаться, найти другого водителя по объявлению за те же деньги… Просто, давай выберем и все…

– Да я понял, понял… – состроил грустное и обреченное лицо Сергей, вздохнул. – Да не, будем ездить с Анатолием Васильевичем теперь, раз уж начали… Вер, посчитай деньги. Сколько мы там Ромке должны за работу грузчика, пока я болел?

Та пробежалась пальцами по калькулятору и озвучила цифру. Сергей вынул из портфеля пачку денег, «общак», отсчитал сумму и положил деньги передо мною на стол. Я убрал их в карман джинсов.

Близость зимы уже чувствовалось по утренним заморозкам. Я сменил джинсовую куртку и бейсболку на черную короткую зимнюю куртку с меховым воротником и черную вязаную шапку. Осенние ботинки я заменил на черные, а-ля военные, «берцы», заправил в них голубые джинсы и в таком виде стал ездить на работу. Удобно, особенно при работах на пыльном складе, где вещи изнашивались в один сезон.

– Ох, Роман, – схватился Сергей за голову, завидев меня такого, и прыснул смехом.

– Че – Роман!? – подыграл я, разглядывая себя в большое прямоугольное зеркало. Я глянул на свое отражение еще раз и уловил разницу между собой нынешним и тем, каким был пару лет назад – курящий, выпивающий и таскающийся ночами напролет по клубам. Я изменился. Мозг тут же напомнил мне отношение Сергея ко мне прежнему – он потакал моему образу жизни. Новый же я был ему неудобен – я припомнил все реакции Сергея на мою трансформацию: задумчивость, молчаливый анализ, конкурентные попытки угнаться за мной или хотя бы сделать вид, что и он не отстает, поддевки моих устремлений, провал всех своих потуг и по итогу – редкие смешки и молчаливое недовольство. Еще одна ложка дегтя упала в уже давно горький мед. Я ясно осознал, что иду в правильном направлении. «Я пытаюсь развиваться, а ему это не нравится», – отпечаталось в моем мозгу. Неприятное открытие лишь ускорило созревание бродивших в голове мыслей. Негативная тенденция в бизнесе, расхождение в видении будущего фирмы, переезд в новый офис как отступление – все эти события послужили катализаторами принятия мною окончательного решения. Я потерял уважение к Сергею. Пребывание с ним в одной среде стало меня тяготить. То, что казалось два года назад чудесным везением, теперь тяготило меня, тормозило в развитии, упало на руки и ноги тяжелыми гирями, которые хотелось сбросить. Я прислушивался к внутреннему себе – там пульсировал все тот же маячок, давая понять, что надо двигаться дальше, и что потенциал общего с Сергеем для меня исчерпан, что я, как ракета, должен отстрелить отработавшую ступень и включить следующую. Я понимал отчетливо, Сергей – человек с примитивным пониманием жизни, его ориентиры и принципы не совпадали с моими. Мы были слишком разными и совершенно чужими друг другу людьми. И за время совместной деятельности жизнь не срастила нас. Словно моллюск, сначала раскрывшийся навстречу новой энергии, со временем я уловил ее чужеродность и закрыл створки своего панциря. И внутри створок тот самый маячок продолжал подавать сигналы – иди дальше, не останавливайся, всё, здесь тебе делать нечего, тебе надо дальше, ты можешь больше, верь в себя, все получится, просто иди, тебе пора, не засиживайся тут, вставай и иди!

В один из последних дней ноября я и Сергей, загрузив полную «газель» и отправив Петю по маршруту, возвращались со склада в офис. Я продрог за время работы и теперь, нахохлившись, сидел в «мазде», пытаясь согреться и разобраться в мыслях. Мы проехали Т-образный перекресток, свернули налево к кольцу.

– Серый, я решил ехать в Москву и поступать на курсы кино… – произнес я все из той же задумчивости, продолжая смотреть вперед на дорогу.

– Да??? – бросил тот на меня недоуменный взгляд. – А когда решил… в смысле, когда собрался поступать???

– Через полтора года, – сказал я. – Весной две тысячи девятого подача документов…

– Блин, Роман, из-за тебя на кольцо заехал! – раздраженно произнес Сергей.

Мы вкатили на кольцо и, должны были по касательной проехать его прямо к офису.

– Ну ниче страшного, прокатимся по кругу разок… – сказал я.

– А как же наша фирма?? Тут же у тебя половина!

– Я уже думал над этим, Серый… Просто передам свою половину отцу, и трудитесь вдвоем дальше на здоровье! А я поеду…

Сергей притормозил, впуская на кольцо машины с примыкавшей главной дороги.

– А че ты щас то мне сказал?? – произнес он. – Еще ж времени много!

– А я специально заранее тебе сказал, чтоб мы могли подготовиться без спешки… оформить, какие надо документы, и я уже чтоб, когда время подойдет, поехал в Москву со спокойной душой, зная, что все у вас тут нормально…

Машина пробежала круг по кольцу, подъехала к автомастерской. Сергей молчал.

– Мне хорошо так? – сказала мать и повернулась ко мне. Едва приехав с работы, я переступил порог квартиры, замер у входа и уставился на мать. Она подстриглась, сделала короткую стрижку, похожую на ту, что делала в молодости, ей такая шла. Только разница била в глаза – передо мною стояла резко постаревшая женщина. Появившиеся носогубные складки глубоко прорезали лицо и теперь будто тянули кожу вниз. Уголки губ склонились туда же, сообщая о тяжелых днях и скорби в жизни обладательницы лица. Но глаза матери блестели. Я обрадовался и зацепился взглядом за них, поняв, что мать вышла из ужасного состояния и вернулась к жизни. В ее взгляде поселилась глубина, но вместе с ней и боль. На меня смотрели глаза, в которых собралась вся боль мира. Мать глядела на меня сквозь эту боль, светились и улыбались.

– О, ты подстриглась! – воскликнул я будто буднично, не желая, чтоб мать ощутила мои тяжелые мысли, а заметила лишь позитив и улыбку. – Тебе такая стрижка всегда шла, ма! К парикмахеру ходила!? Классно! Правильно сделала – тебе так очень хорошо!

Мать, засияв еще больше, оглядела себя в зеркало, наклонилась, приблизила лицо к зеркалу и провела руками по морщинам. В ее взгляде побежали тяжелые мысли.

– Ма, а ты только пришла что ли!? – произнес тут же я и начал раздеваться.

– Нет, днем еще ходила подстригаться… – мать отстранилась от зеркала, вздохнула, посмотрела на меня, улыбнулась. Улыбка вышла неестественной, словно лицо принудили улыбнуться, а мышцы его забыли от времени, как это надо делать.

– Ну, молодец! Заодно и прогулялась… там погода отличная! – произнес я, сознавая, что от нескольких лет постоянного сидения в квартире, кожа матери потеряла цвет и стала бледной и рыхлой. – Тебе надо на улицу выходить, ма, воздухом побольше дышать…

Я прошел в ванную, открыл кран и принялся мыть руки.

– Да, надо выходить на улицу, надо гулять, – донесся сквозь шум воды голос матери из коридора. – А ты будешь со мной гулять?

– Ну… буду, а почему бы и нет? – улыбнулся я, проходя мимо матери по коридору на кухню. Я заглянул в холодильник – выбор еды, как всегда, был скуден.

– Может быть, тебе яичницу пожарить, сынок? – сказала мать.

– Да, мам, пожарь… я с удовольствием съем! – кивнул я и пошел в свою комнату.

На кухне засуетилась мать.

Помня о дне рождения Сергея, я загодя начал думать о подарке. Хотелось обойтись без банальностей и сделать его интересным. Я знал, что подарок без ощутимой стоимости его вряд ли впечатлит и, помня о любви напарника к золоту, купил в банке слиток золота в пять грамм. Слиток был упакован в прозрачную круглую пластмассовую коробочку и шел в комплекте с официальной бумагой, подтверждающей его достоинство.

3 декабря в офисе я произнес поздравительную речь, пожал Сергею руку и вложил в нее подарок. Напарник, просияв, с любопытством вгляделся в пластмассовый кругляш.

– Эт золото, Серый! Настоящее! Все как положено, куплено в банке! – пояснил я, заметив, как после слово «золото», глаза напарника ожили, и в них разлилось блаженное удовлетворение. «С подарком угадал», – понял я и добавил с напускной серьезностью:

– Смотри, береги это золото! Это теперь твой талисман! Потеряешь или продашь – денег больше не будет!

На удивление, Сергей воспринял сказанное серьезно – благоговейно трясущимися пальцами убрал золото в отдел кошелька и застегнул тот на молнию, произнес с чувством «спасибо, Роман!» и пожал мне руку.

К середине декабря мы совсем освоились на новом месте. Валя и Борис оказались на редкость приятными соседями. Вели бизнес они тихо, заказывали товар по интернету, получали с курьерами. Покупатели не часто, но по несколько человек в день посещали их скромный отдел. Оборот нашей фирмы снизился, и появилось много свободного времени. Я и Сергей решили-таки заняться покупкой под заказ подержанных машин из Японии, о чем вывесили на внешней стороне лицом к дороге забора баннер. Когда мы закончили с ним, на улице уже были сумерки. А к шести вечера короткий зимний день превратился бы в непроглядную ночь.

– После четырех баннер уже не видно будет, – скривился я. – Да и в пасмурный день тоже. Нужно фонари покупать… уличные… О! Слушай, Серый! А Вовка то щас как раз работает в электрической компании! Поехали к нему! Он нам и скидку сделает хорошую…

Мы сели в «мазду» и поехали за фонарями.

– А че, Вован уже ушел из той фирмы, куда собирался тогда? – удивленно произнес Сергей, ведя машину.

– Да, он поработал там пару месяцев и свалил, – кивнул я.

– А че ушел-то?

– Да хер его знает! – пожал я плечами. – Говорил, вроде как там не очень платили… Обещали горы золотые, а вышло вон как… Щас приедем, хочешь, сам у него и спроси…

– Да не! Че спрашивать!? Это я так… у тебя спросил, мож ты знаешь, я ж не знаю!

Вовка оказался на месте и быстро помог нам выбрать уличные фонари.

– Блять, а как вы к забору собрались их крепить!? – озадаченно рявкнул Вовка.

– На болты, скорее всего, – прикинул я вес фонаря в руке. – Ими надежнее будет.

– Это сверлить придется… – зачесал в затылке Вовка. – Пойдемте болты выберем…

Купив все необходимое, мы простились с Вовкой и поехали обратно.

– Так, сверлить… надо дрель завтра тащить в офис… – думал я вслух в машине. – Серый, ну че, ты привезешь завтра дрель? Могу я, у бати где-то на балконе лежит дрель…

– Ромыч, да че ты будешь ее везти в маршрутке!? Я привезу… кину в багажник, да привезу… Нам че-то еще надо будет?

– Ну… ключи, чтоб болты с гайками закрутить… А, и сверло! Ну и плоскогубцы на всякий случай! И отвертки… парочку разных, под крест и под шлиц…

– Блин! – хмыкнул весело Сергей. – Я понял – брать надо все! Возьму тогда просто свой ящик с инструментом, там у меня все есть!

– Да ладно, че ты из-за двух отверток будешь тащить целый ящик! – возразил я.

– Мне не сложно, – отмахнулся Сергей. – Я его в багажник поставлю, и все… Заодно поглядишь на мой ящик с инструментом. У меня там все есть: сверла по размерам, гайки, шурупы, саморезы, гвозди… Я, когда что-то по дому начинаю делать, сразу его достаю, ставлю посреди коридора и начинаю делать!

На следующее утро я поднялся в офис первым из наших. За прилавком уже сидела Валя. Она всегда приезжала на работу самой первой. «Не спится», ответила она мне как-то на вопрос об этом. Минут через десять на лестнице раздались шаги, поднимался Сергей. Я уже безошибочно узнавал его по дыханию. Преодолев натужно два пролета, перед дверью он всегда сопел так, будто пробежал с непривычки километр. Дверь отворилась внутрь и… я увидел ящик – Сергей внес его в офис с видимым усилием, подталкивая вперед бедром. Пластмассовый продолговатый черный ящик с прозрачной крышкой и откидывающейся желтой ручкой сверху посередине. Длиной в полметра и высотой в треть, он походил на переносной контейнер для животных. Я видел разные ящики для инструмента, но такой я увидел впервые именно в руках напарника.

– Блин, Серый! – засмеялся я, взявшись рукой за голову.

– Чего??? Гы-гы! – гоготнул тот, довольный произведенным эффектом, подошел к столу, поставил ящик на пол, выдохнул, пожал мне руку, отер привычным движением пот со лба, произнес «привет, Валь!» и посмотрел на меня улыбающимся взглядом:

– Чего ты ржешь!?

– Да так, – сильней поплыл в улыбке я. – Приволок из-за двух отверток целый ящик.

– Да я почем знаю, какие нам инструменты понадобятся! Здесь у меня все есть!

– Дрель взял?

– Да, взял! – Сергей склонился к ящику, откинул его крышку. – Вот дрель…

Я с интересом наблюдал за изменением поведения и реакциями напарника – то он от моего удивления засветился счастьем, то лицо его недовольно окаменело, едва Сергей услышал от меня нотки критики. Мне отчего-то хотелось поддеть его снова. Образ Сергея с основательным строительным ящиком отдавал фальшью. Два с половиной года общения не прошли мимо, я все чаще натыкался на подобную фальшь, и всякий раз мне хотелось за нее зацепить Сергея. Сдерживаться в этом мне стоило усилий. И я почти не сдерживался, понимая, что это моя реакция на его фальшь.

– А че, Вера не приехала? – разбавил я напряжение.

– Вера позже приедет, – буркнул Сергей.

– А, ну ладно, – кивнул я. – Серый, ну доставай из своего волшебного ящика сверло под наши болты, пойдем сверлить дырки под фонари…

– А какие сверла по размеру нужны? – уставился на меня напарник.

– А вон болты лежат на полке… померяй… – кивнул я в сторону шкафа и занялся чайником. – Чай щас попьем и пойдем сверлить? Чай тебе делать?

– Да, делай… – буркнул Сергей, уже ковыряясь под столом в своем чудо-ящике.

Включив чайник, я обошел стол и глянул на ящик, в глаза бросилось сразу – Сергей лазил в его ячейках неумело, словно впервые их увидев. Я вспомнил педантичность отца – его инструменты всегда лежали в шкафчиках на балконе в строго конкретном месте. Отец знал, что и где у него лежит и находил нужный инструмент мгновенно. Сергей же копался в ящике наобум. «Очередная показуха», – не удивившись, понял я.

– Это – пойдет? – протянул мне сверло Сергей.

– Серый, нам нужно сверло по металлу, а это обычное, – сказал я, повертев сверло в руке и вернув напарнику, чем озадачил его еще больше. Сергей засопел, принялся нервно запускать пальцы в ячейку со сверлами.

– Это – пойдет? – протянул он мне следующее сверло.

– По металлу, Серый… – вернул я и второе сверло. – Это обычное, не годится…

– Да а какое оно – по металлу!??? – встал Сергей и недовольно сверкнул взглядом.

Я наклонился к ящику, поковырялся в сверлах, вытащил одно и протянул ему:

– Это – годится. Видишь, наконечник… закаленный под металл, такой не затупится.

Сергей тут же стушевался, взял сверло в руки, озадаченно повертел его. Наступила неловкая пауза. Тяга Сергея к хвастовству и выпячиванию себя в очередной раз обнажила его некомпетентность, всегда служа плохую службу. Мое уважение к Сергею таяло, будто снег под весенним солнцем. И таяло оно на мелочах, что было особенно противно.

Попив чаю, мы вышли во двор. Предстояло просверлить в заборных планках по два отверстия под каждый фонарь, всего восемь, и сквозь них закрепить фонари болтами.

– Ты будешь сверлить или я? – произнес я, едва все было готово к работе.

– Роман, да без разницы, могу я, можешь ты, – сказал Сергей и добавил. – Давай я!

Он встал на табурет, занес дрель над планкой забора и включил. Сверло стало вяло ворочаться и ползать наконечником по железу. Я смотрел на сверло, оно не углублялось в железо, а лишь ёрзало по поверхности. Что-то шло не так.

– Серый, не сверлит совсем! – озадаченно сказал я.

– Щас! – натужился тот и надавил сверху на дрель сильнее, побагровел.

Никакого эффекта. Корябая поверхность, сверло не углублялось в металл вовсе.

– Серый, не, не сверлит… Херня какая-то… Должно легко сверлить, а это… что-то не так! – развел я руками. – Подожди, останови, не сверли…

– Да щас, погоди! – побагровел сильнее Сергей и стал давить на дрель изо всех сил.

Без толку! Сверло начало опасно ползать по поверхности планки, грозя соскочить.

– Серый, ну погоди! Не сверли! Что-то не то ведь! – не на шутку забеспокоился я, помня, как сам сверлил много раз железо, и как оно должно быть на самом деле.

Напарник устал, дрель затихла и повисла в его руке.

– Что-то не сверлит, – произнес Сергей, поднес дрель к глазам, сощурился при свете пасмурного утра. – Сверло какое-то тупое…

– Да не, Серый, сверло нормальное… Что-то не то…

– Да что – не то!? – всплеснул руками Сергей. – Не сверлит! Тупое сверло, да и все!

Напарник шагнул с табуретки на землю, вдруг фыркнул «блин!» и щелкнул каким-то рычажком на корпусе дрели, нажал «пуск», и дрель завизжала с нормальной скоростью.

– Прикинь, переключатель стоял не в ту сторону, хи-хи! – издал неловкий смешок Сергей и вернулся на табурет.

– Это что, сверло что ли в обратную сторону крутилось!? – уставился я на него.

– Ну да, прикинь, хи-хи! – покраснел Сергей.

– А ну, попробуй так… – произнес я.

Сергей принялся сверлить в том же месте, и сверло легко взяло железо. Остальные отверстия он высверлил следом. После установили фонари, прикрутив их болтами.

– Роман, ну с электричеством ты сам тогда, хорошо? А то я в нем не соображаю… – оглядел работу напарник, поправил на голове шапку, толкнув ее вверх по взмокшему лбу.

– Пошли чай попьем, согреемся и вернемся, – предложил я.

Через полчаса заявилась Вера, принялась за офисную работу, я й Сергей вернулись к баннеру. Смонтировал электроцепь, я подключил ее к сети, но фонари не загорелись – я где-то что-то напутал. Тут подкатил отец на «газели».

– Завтра доделаю, – сказал я, и мы оба сели к отцу в «газель» и поехали на склад.

Я не сделал освещение ни завтра, ни послезавтра – никогда. Я знал, что отлыниваю от своего обещания, но делать освещение не хотелось. Покопавшись в себе, я вдруг сделал неприятное открытие – я становился похожим на Сергея и перенимал его образ поведения. Мы все вбираем в себя качества окружающих нас людей. Необязательность, проникшая в меня от Сергея, подточила чрезмерную обязательность, доставшуюся мне от отца. Позже, месяца через два я даже пошутил по этому поводу над отцом.

– Ты прям как тот мальчик из рассказа Гайдара «Честное слово». – глянул я на отца и снова уставился вперед сквозь лобовое стекло «газели» в февральскую метель, хмыкнул. – Там его пацаны поставили часовым – они играли в войну – и взяли с него честное слово, что тот не уйдет с поста, пока не дождется смены. А потом наигрались, забыли про него и ушли по домам. А мальчик так и остался стоять до глубокой ночи, пока рядом не оказался взрослый и, сообразив, что про того забыли, сказал, что он сменяет мальчика и тот может идти домой…

– Да, я такой! – с жаром тогда парировал отец, вытаращив на меня округлившиеся глаза. – Я такой! Я буду стоять на посту, раз дал слово!

– Па, ну это уже чрезмерно, – ухмыльнулся я. – Я не к тому, что быть обязательным – плохо! Это хорошее качество! Но надо все же гибче быть в жизни, понимать, что другие уже давно разошлись по домам и забыли о тебе вообще…

– Ну я вот такой! – выдал эмоционально отец, разозлившись, стукнул себя кулаком по колену. – И что теперь поделать!? Я так устроен!

– Да ничего, па… – примирительно покачал головой я, любуясь снежными вихрями, игриво лизавшими лобовое стекло. – Продолжай стоять на посту, пока не окочуришься…

– И буду стоять! – отрезал отец, и я понял, что случившийся разговор бесполезен. В тот момент я впервые понял, сколь негибок отец к жизни, которая текла сквозь нас словно река. Он же, будто бетонный блок, однажды отлитый и принявший окончательную форму, был брошен смолоду в эту реку и так и стоял в ней, принимая весь ее напор на свои углы и грани. И не было никакой возможности одержать победу в борьбе с рекой. С ней вообще не надо бороться, не надо противостоять жизни. Надо уметь так адаптироваться к потоку, чтобы он оказывал минимум давления, ощущать его мощь, энергию, но никак не тратить силы на противостояние. При этом надо оставаться собой, отстаивать свое место в этом потоке, иметь стержень, воткнутый, словно флаг в место, обозначающее свои жизненные идеалы и принципы. Прочие же и вовсе болтаются в потоке жизни безвольными тряпками, путая гибкость с бесхребетностью. Но о таких людях мои мысли в тот момент не шли. Я думал об отце и о том, сколь трудно быть необоснованно упертым в чем-либо. Я знал, что такая черта характера вредила и отцу, и всем окружающим, но он уже не мог измениться. Время его перемен ушло. Или отец от них отказался сам. Осознав это, я ощутил легкость. Чрезмерная обязательность меня тяготила, делала заложником. Жизнь словно доработала меня, стесав ненужную доставшуюся в наследство грань. С тех пор я стал обязательным к людям избирательно, настолько, насколько те таковыми являлись по отношению ко мне.