Март начался вместе с большим завозом синьки. Восемьсот упаковок мы получили разом, забив ими весь склад. Весна пришла, а тепло – нет. Весь месяц температура стояла ниже нуля. Из-за холода синька продавалась вяло. Надежды на раннюю весну не сбылись, и я ходил мрачнее тучи и злее самой злобной собаки. Добавляла гнева ещё и лужа у ворот склада, та, что в ночь замерзала и вынуждала по утрам орудовать ломом. А в апреле резко потеплело до десяти градусов, лужа набухла и потекла через порог. С неделю мы месили ногами грязь в складе, пока солнце не высушило её. Внутреннее напряжение от затянутой зимы и слабых продаж схлынуло, мы с отцом облегчённо перевели дух и тринадцатого апреля разругались вдрызг. Всё накопленное вышло наружу. Старых вопросов конфликт не решил, лишь добавил новых и усилил раскол.

– Всё сидишь играешь? – произнёс отец, войдя в свою комнату и пройдя на балкон позади меня. Уловив в его голосе раздражение и недовольство, я напрягся, произнёс, сидя в обшарпанном на подлокотниках кресле у компьютера: «Играю, а что ещё делать-то?»

– Занялся бы чем-нибудь полезным, а не этими глупыми игрушками! – не снижая тона недовольства, добавил отец. – Сидишь как малолетний, играешься целыми днями!

– Чем это полезным я должен, по-твоему, заняться!? – отвлёкся я от монитора и развернулся в полоборота к отцу, тот остановился у балконной двери, взявшись за ручку.

– Думал бы лучше о работе! – сказал отец, повернул ручку и распахнул балконную дверь, повертел пару секунд в руке сигарету и сунул её в рот.

– А чего о ней думать!? Вроде всё нормально у нас или нет!? – поддержал я тон.

– Нормально!? Ну, раз ты считаешь, что открыть и закрыть две розничные точки – нормально, тогда, да, всё нормально! – замер в дверном проёме отец, успев перед фразой вынуть сигарету изо рта и начать её мять.

– А причём здесь это!? – дёрнулся я от неприятного поворота диалога.

– А при том, что сколько сил и времени потратили на них, оборудование торговое заказали и что!? Стоит оно теперь на складе, пылится! Выброшенные на ветер деньги!

– Насколько я знаю, решения об открытии точек мы вместе принимали, или как!? – развёл я руками. – Сказал бы, что ты против, и точек бы не было! Я что ли виноват в том, что они не заработали!? И при чём здесь то, что я сижу играюсь в игрушки, я не пойму!? Кому я мешаю!? Я ж не говорю, что ты опять идёшь курить на балкон и торчишь там с сигаретой постоянно! Или ты там о работе думаешь!?

– Думаю о работе, да! – сказал отец, вернулся в комнату, сел на краешек дивана.

– И чего ж надумал, расскажи, мне интересно!?

– Ты не умничай, давай, понял!? Я тебе отец, поэтому прикуси язык!

– Ну вот опять, как думать о работе – так мы партнёры, и ко мне претензии, а как узнать, тоже самое у тебя – так ты отец! Ловко у тебя получается!

– Да! Ловко! – зло сцепил зубы отец.

– Да что за предъявы, я не пойму!? – начал злиться и я. – Тебе что-то не нравится!?

– Не нравится то, что ты без конца сидишь в интернете и играешься в игрушки!

– А какая тебе-то разница, чем я занимаюсь в свободное время!?

Несколько секунд в образовавшейся паузе мы смотрели друг на друга враждебно.

– Или лучше, когда я по клубам хожу!? Так ты скажи! Зима кончилась, потеплело, хорошо, буду по клубам ходить. Но ты же сам всегда недоволен, когда я деньги у тебя прошу на клуб, ты же мне постоянно выговариваешь, что я деньги трачу! А что мне тогда делать, сесть и сидеть дома как ты и целыми днями торчать на балконе с сигаретой, чтоб, не дай Бог, не потратить лишнюю копейку!? Так что ли!? Так я и так сижу дома, ну да, играю на компьютере в игрушки, и что с того!? Я не пойму, хожу по клубам – плохо, сижу дома – плохо, а как хорошо-то!?

Отец сверлил меня пристально, желваки его играли.

– Ну, что ты молчишь!? Говори! – развёл руками я.

– О чём с тобой говорить!? Так ты… – отец отмахнулся, встал и шагнул к балкону.

– Как всегда! Как возразить нечего, так со мной и говорить не о чем…

Отец задержался в двери, метнул в меня взгляд и, сдержавшись, вышел на балкон. Я повернулся к монитору, но настрой на игру уже пропал, адреналин бегал в крови, мешая расслабиться и подпитывая кипящее внутри меня негодование. Рассеянно кликая мышкой в напряжении, краем глаза я заметил, что отец докурил. Я напрягся. Продолжать ссору не хотелось, но сдавать свои позиции я не думал. Наоборот, с каждым новым конфликтом, я отвечал отцу всё жёстче. Он снова сел на диван, цыкнул. Я приготовился к продолжению.

– Ну, так что? – произнёс отец.

– Что – что!? – сказал я, не отрываясь от монитора и усиленно кликая мышкой.

– Как дальше будем работать, директор!? – произнёс отец с ухмылкой, которую я засёк боковым зрением.

– А причем здесь – директор!? – повернулся я к нему. – Мы вместе работаем, у нас нет директоров.

– Ну, как же нет? Ты постоянно говоришь, что сам все придумываешь, а я здесь так: принеси, подай – пойди нахер, не мешай. Так!?

– Нет, не так. Мы работаем вместе и вместе принимаем решения – всё просто.

– Но ты ж говоришь, что сам всё узнал и разобрался, – явно провоцировал отец.

– В чём именно? Давай, разберёмся, я не против. Ты, вот, наоборот, мне постоянно сам говоришь, что всему научил. А чему научил!? Как заполнять на коленке накладную и как высчитать налог!? Не спорю, было такое! Давай дальше, чему ещё научил!?

Отец молчал, смотрел на меня.

– Вот стоит компьютер! – указал я на монитор. – Ты меня научил на нём работать? Нет. Я сам учился. Ты же вообще не умеешь на нем работать!

– А как я буду на нём работать, если ты за компьютером круглосуточно сидишь!?

– А ты разве изъявлял желание изучить компьютер!? – удивился я.

– Да, конечно! Я говорил тебе, что неплохо было бы и мне изучить компьютер и эту бухгалтерскую программу твою!

– Ничего себе заявление! Я что-то не припомню таких слов от тебя!

– Да ты много чего не припомнишь! – пошёл в наступление отец. – Я заметил, у тебя память очень избирательно работает!

– Вот как!?

– Да, вот так! А как ты хотел!? Думал, я вокруг тебя прыгать буду!?

– Зачем вокруг меня прыгать!? – удивился я странной логике. – Хорошо, ты хочешь освоить компьютер, а я тут такой узурпатор, сижу и не даю тебе! Пожалуйста! Можешь хоть сейчас садиться и изучать его, чем смогу помогу, объясню!

– Ты мне эти сказки можешь не рассказывать!

– Какие сказки!? Я тебе предлагаю начать изучать компьютер, о чём ты и просил.

– Да такие сказки, завтра снова усядешься в кресло и тебя из него не выгнать!

– Да что за глупость-то!? – всё ещё удивляясь, я начал понимать, что отец банально «съезжает с темы». – Я тебя что-то не пойму! Ты собираешься изучать компьютер или ищешь причины, чтоб этого не делать!? Типа, я тебе не даю!? Вот! Я предлагаю! Изучай!

Позади раздался шорох, я обернулся – мать стояла в дверном проёме. Я разозлился, потянулся рукой и толкнул дверь. Мать едва успела отпрянуть, дверь с размаху хлопнула перед её удивлённым лицом. Привычка матери всюду и всё подслушивать вывела меня из себя. Её шаги торопливо затихли в коридоре.

– Ловко, я смотрю, ты устроился! Отец баранку крутит, коробки таскает, а сейчас и бухгалтерию ещё будет вести! Вот, красота! А Рома будет только получать свою половину и ничего не делать! – коряво выкрутился отец.

Я понимал, что он не собирался ничего изучать. Но зачем обвинять меня?

– Да почему это, ничего не делать!? Поменяемся! Я буду крутить руль, а ты – вести учёт, обзванивать клиентов, планировать работу и бегать с накладными! Согласен!?

– Ты ж водить не умеешь!

– Да почему это – не умею!? Ну да, опыта мало, водил только нашу «двойку». Но, если надо, я подучусь и буду водить нормально.

– Да лааадно! – отмахнулся отец. – Водить он будет! Знаю я тебя!

– А что не так!? – не уловил я суть фразы. Отец опять вывернулся из темы своей же претензии, едва впереди замаячило её решение.

– Сразу же куда-нибудь въедешь! Не надо! – категорично отмахнулся он, закинул ногу на ногу и откинулся на диване.

– То есть сам будешь водить и дальше?

– Получается так! – хлопнул отец себя по бёдрам, собираясь вставать, и добавил. – Ладно, бесполезно с тобой разговаривать!

– А чего ты тогда, как деляга, пришёл и делиться начал!? – подлил я масла в огонь.

– Ты поосторожнее в выражениях, ты! – сцепил зубы отец, лицо его заострилось, глаза сузились и заблестели чистой злобой. – Попридержи язык, понял, сосунок!

О! Уже – сосунок! Всё понятно, – отвернулся я от сверлящего взгляда и уставился в монитор, начав машинально и бесцельно кликать мышкой, качать головой, делая про себя неутешительные выводы. – Тогда нам больше не о чем разговаривать.

– Вот и сиди, играйся в свои игрушки как малолетний дурачок! – бросил отец уже мне в спину, выходя из комнаты. Дверь снова хлопнула.

– И буду играть, – буркнул я спокойно, но внутри меня всё кипело.

«Что не так!? Почему он сознательно и явно идёт на конфликт!? Зачем давит!? И этот переход на личности, не в первый раз… Чего он добивается!?»

Каша из мыслей крутилась в голове как в центрифуге.

– Старый мудак, – буркнул я, взял телефон и позвонил Вовке.

Следующие два дня мы общались лишь по рабочим вопросам. Отец рулил и курил, пока мы катались по избитым маршрутам, я же, отвернувшись, кисло пялился в своё окно. И под конец пятницы мы снова разругались. И опять вдрызг!

Всё шло как обычно. Мы приехали в «Пересвет» полседьмого – последняя точка, разгружаемся и домой. Я выскочил из машины, оформил в офисе накладную, отнёс её на склад, спустился. Отец уже сидел на лавке, закинув ногу на ногу, и курил. «Газель» стояла у рампы. Я нырнул в кузов и за несколько минут выгрузил товар. Со склада пришла Галя, подсела рядом с отцом на лавку, закурила и стала крыжить накладную.

– Всё верно, – сказала она, расписалась в накладной, протянула её мне. – Вы – всё?

– Да! Мы – всё! – бодро хлопнул отец себя по бёдрам и встал с лавки, расплылся в улыбке. – Теперь домой отдыхать! Рабочая неделя закончена!

– Счастливые люди! – сказала Галя, затянулась сигаретой. – А нам ещё два дня…

– Слушай, Галь, а дихлофосы уже начали завозить вам? – сказал я, помня о деле.

– Да, уже появились. Но только «Арбалет» завёз свои, а больше никаких пока нет.

– Это хорошо, – буркнул я и глянул на отца, добавил. – Я щас на витрину сгоняю, и поедем, подождёшь меня пока тут, ладно?

– Как директор скажет, так и будет! – с деланной исполнительностью выдал отец, глянул на кладовщицу. – Мы пока с Галей тут посидим, о жизни пообщаемся…

– Это кто? – улыбнулась и удивилась та. – Он, что ли у вас директор!?

– Дааа! – задрыгал ногой отец, наблюдая за мной ехидным взглядом. – Директор у меня, знаешь, какой строгий! Ууу!

Галя звонко засмеялась: «Ромка, ты, что ли строгий директор!?»

– Ааа! – отмахнулся я. – Он тебе расскажет, больше слушай! Ладно, я щас, быстро…

По пути в торговый зал базы я обдумывал странно участившееся в речи отца в мой адрес слово «директор». С виду безобидное, оно цепляло меня своим двойным смыслом, тем ехидством, поддёвкой и ухмылками, с какими озвучивалось. Изученные до мелочей за несколько лет витрины я просмотрел за минуту. Ничего нового. «Надо ехать в «Сашу» и везти сюда дихлофосы, а то протянем, и кто-нибудь всунет их или ещё какие-нибудь!» – возбуждённо заскакали в голове мысли уже о работе. Я запомнил цены и пошёл назад.

– Всё!? Поехали!? – воскликнул отец, всё так же сидя на лавке с Галей.

– Да, всё, поехали! – торопливо подошёл я к машине. – Галь, пока!

– Домой!? – радостно произнёс отец уже в кабине, едва я сел рядом.

– Домой, домой, – сказал я отрешённо, думая о деле.

– Что опять не так? – на лицо отца вернулась настороженность.

– Да так, всё так, поехали, – тем же тоном торопливо сказал я.

– Тебе не угодишь, – недовольно произнёс отец, бросив брезгливый взгляд.

Машина тронулась и неспешно покатилась на выезд из базы.

– А мне и не надо угождать! – обострил я. Поддетый за чувство справедливости, я полез на рожон, желая выяснения отношений, и мы оба вспыхнули как спички.

– А что тебе надо!? – накрутил тон отец, ожесточившись в лице.

Машина миновала ворота и остановилась перед выездом на дорогу. Я глянул в обе стороны широкой улицы, к вечеру пятницы она была почти пуста.

– Мне надо – что бы ты или перестал меня называть директором или дома мне не рассказывал, что я ничего не делаю, а весь бизнес ты придумал и вывел меня в люди!

– Какой ты чувствительный!

– Да, чувствительный! А ты сидишь, Гале рассказываешь, что вот есть директор, типа, вот пусть он и бегает, а ты такой всего лишь скромный водитель и, типа, ничего не решаешь и потому сидишь тихонько на лавочке!

В потоке машин образовалась пауза, отец воткнул передачу, мы выехали влево.

– Ну, так тебе ж это хорошо! Ты же тут всем рулишь, так же думаешь!

– Я так не думаю и никогда не думал, не надо врать!! Чего ты врёшь тут сидишь!!??

– Чего тебе, блять, от меня надо!!!?? – заорал отец, остервенело ткнул передачу.

– Мне надо, чтоб ты тоже думал и предлагал какие-то решения, а не тупо обсасывал только мои!! Предлагай, давай, как нам развивать наш бизнес!!?? В каком направлении!? А то ты ловкую позицию избрал! Как что предложить нового, так от тебя не дождешься! А как я предлагаю, так ты со всем соглашаешься, а потом, если не выходит, я же во всём и виноват! Зачем я это предлагал!? Вот, зря потратили деньги!! Так предложи!!! Предложи, раз такой умный!!! Чего молчишь!!?? Критиковать все горазды! Ты же сам всегда говорил – настало твоё время! Так действуй, раз настало! Чё ты вцепился в этот руль!?

Отец до скрежета сцепил зубы, заметался взглядом между мной и дорогой.

– Сука!!! Блять!!! Как ты заебал!!! – сквозь зубы процедил он, побагровел, резко свернул на обочину, заглушил двигатель, выскочил из машины. – Тварь!!! Мразь!!!

Отец со всего маху и силы хлопнул дверью и пошёл по обочине прочь, трясясь, закуривая на ходу и матерясь. Растерянный, я остался сидеть в звенящей тишине. На меня накатил стыд. Я залился краской, лицо загорелось жаром.

– И что я такого сказал? – промямлил я, глядя вслед отцу и по сторонам, казалось, что все проходящие мимо слышали нашу брань, а сейчас идут и осуждают меня. – Да уж…

Минут десять я сидел так. Совесть ела меня со всех сторон, поедая слабые ростки внутренних возражений о том, что сказанное мною отцу, по сути, правда и ничего нового я ему не выдал, возможно, слишком прямолинейно, но тем лучше, и лучше вообще сразу говорить, что думаешь, чем копить в себе годами и дотянуть до таких дрязг.

– Да уж, – повторил я, тяжело выдохнул и немного успокоился возникшей задачей, надо было ехать домой. Я пересел влево и завёл «газель» и по полупустым улицам доехал совершенно нормально. Припарковал машину во дворе и поднялся домой.

– А где отец? – удивилась мать, увидев меня одного на пороге.

– Не приехал, наверное, ещё, – обыденным тоном произнёс я. – Да приедет сейчас.

Я уже помылся, поел и сел курить на балконе, когда хлопнула входная дверь. Я занервничал. Продолжать ссору не хотелось, я понимал, что оба только что прошли новую точку в цепи разрушения. И разрушения чего? Отношений отца и сына? Или отношений партнеров по бизнесу? Или всё вместе? Я не хотел заглядывать в такое будущее. Хотел ли я раздела бизнеса? Нет, конечно! Мы одна семья, чего нам делить!? Никогда не понимал родственников, занимающихся меж собой дрязгами и дележами. Так глупо! Плохо было то, что наше с отцом взаимное неприятие оголилось. И скрыть его мы уже не могли.

– Знаешь что, дружочек!? – раздался позади голос отца, и тяжёлая рука грубо легла мне на плечо. Я замер, внутренне весь сжался в комок, в голове пронеслась дикая мысль о возможной драке. Внешне же я продолжал размеренно курить, и когда рука ушла с плеча, осторожно обернулся. Отец, сверля меня строгим взглядом, произнёс:

– Мы с тобой, наверное, не сработаемся!

У меня перехватило дыхание. Самые мрачные картинки замелькали в моём мозгу – раздел бизнеса, делёж денег и разрушение всего, что с трудом по крупицам было собрано за несколько лет. Я собрал всё спокойствие в голос и, тщательно продумав фразу, сказал:

– Ну, не сработаемся, значит, не сработаемся, как скажешь…

Отец задумался. С одной стороны, я дал понять, что уступать не намерен. С другой – ответственность за решение оставил на отце. Сработало. Отец растерялся и отступил.

– Чтоб я такого больше не слышал! – выдал он через паузу раздумья и забарабанил указательным пальцем мне по плечу, жёстко и неприятно. – Я не позволю тебе со мной так разговаривать! Я твой отец! Ты слышишь меня!?

– Слышу, – буркнул я и тут же ощутил, как вмиг стал спокоен. Отец потоптался за моей спиной несколько секунд и вышел, я продолжил курить, подумывая о звонке Вовке. Погода стояла шикарная, весна шла полным ходом, давя остатки зимы повсюду. Я закрыл глаза и положил голову на подоконник. Солнце тут же стало щедро греть моё лицо. Даже не верилось, что зима кончилась. За последние месяцы мы намучались, как никогда за все прошлые зимы. Три месяца постоянных и авральных чисток снега, и промозглый март с долблением льда под воротами склада – бррр, жуть. Я инстинктивно дёрнулся всем телом и даже на секунду ощутил зимний холод, словно промёрз насквозь. «Ненавижу зиму!» – рявкнул я мысленно, и тут за спиной в комнате зазвонил мобильник.

В девять вечера мы с Вовкой уже шли по центру города. Мой желудок начал ныть, и я влил в него алкогольный коктейль, сдобренный никотином. Желудок стих. Внутреннее напряжение толкало слова наружу, мне нужно было выговориться. И я начать ныть почти без умолку, вываливая всё скопившееся и давившее душу на голову друга. Вовка слушал, поддакивал, возражал, в иные моменты озадаченно чесал затылок и бурчал неразборчиво.

– Ну да, Анатолий Васильевич – серьёзный очень. Сложно, наверное, тебе с ним.

Я сказал, что сложно очень, что отец нудный и правильный, и что понимаю мать – жить с человеком, у которого самая сильная положительная эмоция – натянутая улыбка, та ещё мука. Оказавшись в клубе, я продолжил изливать душу Вовке, тот поддакивал и облизывал взглядом всех проходящих мимо девушек.

– Ну, видишь! – сказал Вовка. – Он хочет тебя научить чему-то, хочет, чтоб ты не нарушал его авторитет, а ты ж такой, ершистый, никак он с тобой справиться не может!

Мы стояли с «отвёртками» в арке грота. Алкоголь гасил мою взвинченность. Я был благодарен Вовке, он весь вечер слушал моё нытьё, делая вид, будто ему интересно. Меня же как заклинило. Я пытался найти логику и справедливость в словах и поступках отца.

– Сказали, апрель доторгуем и всё! – глядя на меня, хлопала своими выпученными глазами сменщица Надежды Петровны. На часах было 19:10, 18 апреля, понедельник.

– Ну, – вздохнул я, забирая выручку. – Раз так сказали, значит доторгуем апрель…

– А дальше-то что!? А как же будет-то!? А что, в мае уже торговать не будем!? – засыпала меня вопросами продавщица.

Выслушав причитания тётки, я снял выручку во втором киоске и уже через полчаса был дома, где сообщил новость дремавшему на диване отцу. Руководство рынка на месте торговых рядов решило начать стройку, а киоски и павильоны перенести. Новое место не виделось уже столь бойким. Я сказал, что выручка с киосков там наверняка будет ниже, а значит, рентабельность их станет такой же или даже ниже, чем у оптовых продаж.

Мы сидели уже на балконе, греясь в лучах вечернего солнца. Выслушав меня, отец с полминуты молчал, потягивая сигарету, наконец, произнёс: «И что ты предлагаешь?»

– Не знаю, пока ничего не предлагаю, посмотрим, как решат хозяева рынка на счёт киосков. Но, если у нас и закроется розница, то переживать не буду.

С одной стороны, потеря наработанного доходного места огорчала. С другой – всё это время мы жили и работали, будто привязанные к киоскам. В любую погоду набирали и везли очередной заказ на рынок. Так нужная по началу стабильность, со временем стала тяготить и превратила киоски в кандалы. Они стали мешать движению и развитию. К тому же, по факту, с розницей мы опоздали. Киоски уже являлись анахронизмом из 90-х годов. В момент, когда мы их купили, формат розничной торговли уже ушёл вперед. Крупные точки теснили мелкие. Мы не тянули новый формат. Я понимал, едва киоски перестанут приносить доход, их придётся просто оставить. На продажу я не надеялся. Кому в здравом уме нужны половинки разных контейнеров? Тупик с киосками так загрузил мне мозг, что через какое-то время я махнул на проблему рукой, предоставив решать её самой жизни.

«Если закроем киоски, то высвободим около ста двадцати тысяч. А ещё на складе запасы под розницу. Там под двести. Итого – три сотни свободных денег. Мы застряли в мелочёвке. Нам нужен крупный поставщик. Триста тысяч даже через десять процентов – тридцатка, больше, чем даёт розница и на тех же деньгах. Да, от розницы надо избавиться и усилить опт. А то ни там толком, ни там». Так размышлял я следующим утром лёжа в полудрёме в кровати. Нам требовался кардинальный шаг вперёд, рывок. Я силился найти правильное решение, выход, но горизонт интуиции был пуст.

– Блин, дихлофосы! – вырвалось у меня вслух, и сон улетучился вмиг. Я схватил мобильник, набрал номер «Саши». – Алло, Сергей!? Привет, Серёж!

В ухе приятно зазвучал мягкий, но слегка тревожный голос менеджера «Саши».

– Дихлофосы-то есть, но мы закрываемся, – произнёс тот упавшим тоном. – Ни с того, ни с сего Давидыч, вот, решил закрыть «Сашу». Сейчас обзваниваю поставщиков, говорю, чтоб приехали, забрали товар и рассчитались. Хорошо, что позвонил. Надо будет вам тоже приехать и забрать свой товар. Когда сможешь приехать?

– Ну… – взял я паузу. Новость огорошила и звучала странно. Причин для закрытия «Саши» я не видел. Нормальная фирма, работала стабильно. Хотя, кто знает…

– Смогу на той неделе, – произнёс я. – Вы как будете работать, как обычно?

– Да, до конца месяца в обычном режиме.

– Ну, тогда на той неделе в четверг-пятницу приедем мы и на месте рассчитаемся.

– Хорошо, буду ждать.

– А если в субботу?

– Можешь и в субботу приезжать, но только часов до трёх, не позже.

– Отлично, тогда если что, может даже и в субботу. Слушай, ещё такое дело, у меня этот твой «Антипригар» застрял, я его тогда отобью тебе обратно и привезу, хорошо?

– Хорошо, привози, гы-гы-гы! – вдруг повеселел Сергей, засмеялся в трубку.

– Ну, всё, тогда до следующей недели!

– Пока.

Я встал и пошёл в душ. К проблеме с киосками добавилась вторая, косвенная.

– «Саша» закрывается! С дихлофосами косяк! – выдал я сходу новость отцу, едва после душа оказался на кухне и тут же полез по кастрюлям.

Тот, чинно жевавший, прекратил работать челюстями и замер, хлопая глазами.

– До конца месяца надо будет забрать свой товар, посмотреть, что из их висяков у нас есть, отбить им обратно и подбить сальдо! – добавил я.

– Да, – закивал отец, предварительно с усилием глотнув. – Надо будет, конечно.

– Дихлофосы надо искать! – плюхнулся я за стол напротив. – Лето впереди!

– Да, – снова закивал отец. – Дихлофосы надо искать.

– Ладно, – отмахнулся я от подкатившего раздражения. – Придумаем что-нибудь.

Последние две недели апреля прошли на рынке как предгрозовые. Слухи бродили разные: то закрывают все киоски; то закрывают часть; то всё-таки все, но часть перевезут на другую сторону рынка. От домыслов голова шла кругом. Продавцы и хозяева киосков и павильонов нервничали. Некоторые перестали подвозить товар. Другие решили торговать до последнего, как и мы. Всё разрешилось под вечер пятницы – днём, когда мы грузились на складе, позвонила Надежда Петровна и взволнованно сказала, что после обеда на рынке будет кран, и кто согласен, тому киоски начнут перевозить на другую сторону рынка.

– Мы будем перевозить киоски!? – добавила она. – Как нам быть!?

Решили, что товар из киосков погрузим в «газель», а там видно будет. В три часа мы приехали на рынок, уже походивший на растревоженный улей.

Половины соседнего ряда павильонов уже не было – с утра кран переместил их на другую часть рынка. Надежда Петровна и Полина во всю собирали и упаковывали товар. Старушка делала это ловко и быстро. Полина неуклюже и коряво пихала товар в коробки.

– Анатолий Васильевич, так что с нашими киосками!? Переносить будут туда или как?! – завидев нас, почти крикнула Надежда Петровна.

– Да пока неизвестно, – замер озадаченно отец. – Узнать бы надо, что здесь и как.

– Надо, наверное, в администрацию сходить, да узнать всё. – уставился я на него. – Давай, я пока товар в машину носить буду, а ты сходи и узнай, что там и как!?

– Да, пожалуй, надо сходить, – сказал отец и принялся чесать за воротом рубашки.

Я взял самую большую коробку и понёс в машину, едва не зацепив по пути отца.

– Ну, отойди чуть в сторону, не мешай, – буркнул я, видя, как отец всё пребывает в растерянности, быстро отнёс коробку в «газель» и вернулся за следующей.

Отец помялся и взял в руки коробку у Полины. Поняв, смысл движение, я тут же обозлился на него и раздраженно произнёс:

– Да зачем ты носить собрался!? Ну иди, сходи! Коробки я и сам перетаскаю!

– Да? – замялся отец, поставил коробку обратно.

– Да! Иди! – добавил я с нажимом.

Словно поняв мой настрой, продавщицы продолжили обречённо собирать товар.

– А вы продавать киоски не собираетесь? – неожиданно выдала Надежда Петровна.

– Продавать!? – застыл я с коробкой в руках.

– Да тут ходили покупатели с утра… – буркнула Полина. – Вернее покупательница, тётка какая-то, спрашивала, никто киоск продавать не собирается? Ну, а мы же не знаем – будете вы продавать или нет. Сказала, что вечером ещё придёт.

– О как! Надо же! – удивился я, задумался, возникла мысль, я глянул на соседа, тот освобождал свой киоск. Мы с ним не очень ладили, но попробовать стоило. Я обернулся – отец вразвалочку удалялся в сторону здания рынка. Подойдя к соседу, я сходу предложил обменять его половинку на киоск Полины, так, чтобы у нас поучился единый контейнер. Тот задумался. Я был готов к отказу, знал точно – если не получится ничего выжать из киосков, брошу их с лёгкостью. Возможно, сосед уловил мой настрой, потому как вместо обычных препирательств произнёс простое «да, давай».

Покончив с коробками, я рассчитался с продавщицами.

– Ну, что, Рома, всё!? – задорно с горчинкой в голосе, отделяя паузой каждое слово, произнесла старушка, пряча деньги в карман лёгкой курточки.

– Надежда Петровна! – начал я, прерывисто вздохнув, волнуясь. – Я не знаю, как будет дальше, честно! Может, перенесём этот наш большой киоск на ту сторону и будем торговать дальше. Хотя, мне как-то уже не очень хочется, признаться. Может, продадим, если найдутся желающие… – я оглянулся, отец возвращался, цепляясь то и дело ногами за летающий и валяющийся мусор. Рынок был похож на часть города, население которого в спешке бежало от наступающего неприятеля, забирая с собой, что могло унести и увезти. Все сновали кругом. Какая-то женщина металась меж поредевшими торговыми рядами.

– Вон та тётка, – буркнула Полина. – Которая спрашивала про киоски.

Я принял у продавщицы ключи, глянул в сторону приближающихся тётки и отца, поблагодарил Полину за работу, простился с ней, и та поковыляла прочь.

– Всё уже погрузили? – подойдя, произнёс отец, изображая неуместное благодушие.

– А вы киоск продаёте!? – раздалось за спиной.

Все обернулись. Метущаяся тётка стояла рядом.

– Да как вам сказать, можем и продать, если цену хорошую дадите! – всё в том же неясном мне игривом настроении выдал отец. Я начал злиться. Явно пришёл покупатель, чего перед ним комедию ломать? Договаривайся и продавай!

– А сколько ж вы хотите!? – бойкая тётка дёрнула плечом, поправляя лямки сумки.

Отец медлил. Я и Надежда Петровна вопросительно смотрели на него.

– А вам какой киоск нужен? – развёл руками отец. – Целый или половинка?

– Зачем мне половинка!? – вытаращилась тётка. – Целый, конечно! А ваш какой!?

– А у нас целого нет… – начал было отец.

– Есть целый! – рявкнул я, хлопнул ладонью по киоску. – Вот этот наш полностью!

Отец растерянно заморгал.

– Этот ваш!? – вцепилась взглядом в киоск тётка и тут же оказалась рядом со мной. – Отлично! То, что надо! Так сколько вы за него хотите!?

Тётка посмотрела на меня, перевела взгляд на отца.

– Вот – главный! – повеселел вдруг я от его растерянности. – Все вопросы к нему.

– Так сколько вы хотите за киоск!? – насела тётка на отца.

– Ну… – заскрёб тот пальцем в затылке, упёрся другой рукой в бок и отставил ногу вперёд, приняв любимую позу, обещавшую долгую и обстоятельную беседу. – Это надо подумать. Вместе две половинки будут стоить семьдесят тысяч.

– Сколько!? – завопила тётка.

Отец подобрал ногу.

– Семьдесят тысяч, – повторил он. – Мы столько сами заплатили за две половинки: за одну – тридцать тысяч, за вторую – сорок.

– Не, я могу только тридцать дать, больше не могу! – отрезала тётка.

– Ну, – развёл руками отец. – Наш стоит семьдесят, меньше никак.

– Ладно! – произнесла тётка. – Я буду тут рядом, похожу ещё по другим киоскам, поспрашиваю. Если надумаете, найдите меня.

– А вам зачем киоск? Где ставить будете? Повезёте в другое место? – спросил я.

– Да не, на ту сторону хочу перевезти, я договорилась в администрации, одно место мне оставляют уже, сейчас кран приедет к семи вечера, – отчеканила тётка.

Я глянул на часы – 17:08.

– Хорошо, мы вас найдём, если что, подумаем сейчас, – сказал я, тётка убежала.

– Анатолий Васильевич, ну, я пойду, наверное? – произнесла Надежда Петровна.

Минута неловких прощаний, и старушка побрела в обратную Полине сторону.

– Что там, в офисе, в администрации рынка сказали? – уставился я на отца.

– Да я что-то и не застал там никого, походил, посмотрел, люди какие-то суетятся, как эта тётка, бегают кругом. А толком никто ничего сказать не может, – развёл руками он.

«Вот такие как эта тётка всё уже узнали и место застолбили на той стороне рынка, а ты проходил там полчаса и ничего не узнал, киоск у нас есть, а места нет, – раздражаясь подумал я и тут же пресёк мысль другой. – Ничего не исправишь. У каждого тот характер, какой есть. И с ним каждому жить. Так вот все мы и терпим друг друга».

– Понятно, – сказал я, пошёл к «газели» и стал закрывать кузов, чтобы занять себя.

– Может, всё-таки снизите цену до тридцати!? – объявилась тётка, едва я закончил. – А то уже через час приедет кран, я бы киоск купила и на новое место поставила!

Я огляделся, отец как исчез. В секунду вдруг ясно увиделось будущее, связанное с киоском – он на новом месте, Надежда Петровна за прилавком, выручка слабая, деньги в товар вложены, мы с отцом скандалим, вешаем на киоск бумагу о продаже, но желающих нет и так пару лет. Я вздрогнул. Нет уж, спасибо.

– Да! Давайте, за тридцать я вам его уступлю! – сказал я.

– Правда!!?? – чуть не завопила тётка. – Ой!! Всё, беру!!! Ой! Только у меня деньги дома, но я живу здесь недалеко, мне минут десять надо, я мигом туда и обратно, хорошо!?

– Идите, я вас подожду здесь, – произнёс я с деланным равнодушием, да так удачно, будто всю жизнь торговал ржавыми киосками. – Только не задерживайтесь.

Последние слова усилили эффект. С воплем «я мигом!» тётка побежала в сторону слепящего на закате солнца. Я закурил, преждевременная радость рвалась наружу. «Зачем надо просить за этот сраный киоск семьдесят тысяч, если он столько не стоит?» – подумал я о врождённом неумении отца торговать. «Мы всё равно давно уже отбили все вложения и получили прибыль. Да продать его и забыть! Тридцать тыщ – отличная цена.»

Отец как сквозь землю провалился.

Прибежала тётка, сунула мне деньги, и мы нацарапали на тетрадном листе договор. Вне себя от нахлынувшего счастья тётка снова убежала в закат. Едва я положил деньги в карман джинсов, как дал волю чувствам – расплылся в счастливой улыбке – гора с плеч!

– Ты чего такой радостный!? – явился отец.

– Киоск продал, – улыбался я сам себе.

– Кому, той тётке!? – вытянулся отец в лице.

– Ага! – я зажмурил один глаз.

– За сколько же!?

– За тридцатку.

– Нда, – замялся отец. – Что ж так дешево-то!?

Я достал пачку денег и шмякнул её отцу в ладонь: «На! Не жадничай! А то и этого бы не получили! Эта ржавая банка вообще ничего не стоит, я б за неё и рубля не дал!»

Отец уставился на меня как на человека, совершившего непростительное своеволие – принявшего самостоятельное решение.

– Чего ты на меня так смотришь? – ухмыльнулся я.

– Да так… – по заострившемуся лицу отца мелькнуло недовольство. – Шустёр!

– Ну а чего тут тормозить? Была покупательница, я продал. Все дела!

– А товар для розницы теперь куда денем!?

– Да продадим! Куда денем!? Распихаем по клиентам, уйдет за пару месяцев, а то и быстрее. А деньги высвободим и в оборот пустим.

– В какой оборот!?

– Да в любой! Вон, сейчас сезон на дихлофосы начинается! Туда и сунем деньги! А дихлофосы – товар денежный, там деньги нормальные нужны! Как раз они и появятся.

– А, ты уже всё решил, да!?

– Слушай, чё ты пристал!? Ты до конца жизни что ли собирался таскать коробки в эти киоски!? Я – нет! Я больше не хочу заниматься розницей, мне она надоела!

Отец, сверля меня взглядом, выдержал паузу, буркнул «ну-ну» и закурил.

Я глянул на экран мобильника – 19:32.

– Поехали домой, тут делать уже нечего. Возврат из «газели» завтра выгрузим, всё равно в «Сашу» ехать… – сказал я и направился к машине, отец пошёл следом.

Дома, как обычно – душ, ужин, компьютер. Я нырнул в кресло и закликал мышкой. «Надо Вовке позвонить», – мелькнуло в голове. Я потянулся к телефону. И тот зазвонил.

– Рамзеееес!!! – заорал голос в трубке. – Рамзееес!!! Блять!! Здарооова, чувааак!!

– Блять, Вов! У меня ухо щас отвалится от твоих воплей! Здарова, балда!

– Блять, Рамзес, прости! Рамзес, ну этааа… Чооо…, идём сегодня в «Небеса»!?

– Что за вопрос, Владимир? Как обычно в десять у гостиницы.

– Ну всёёё! Атличнааа! Давааай! Пакааа!

Я уставился на рабочий стол, соображая, что же ещё не доделано. Два тетрадных листа, исписанные продавщицами с обеих сторон, лежали на нём. Нашей розницы уже не существовало, дела могли и подождать.

– Да пошло оно всё нахер! – выпалил я вслух, отмахнулся и выскочил из кресла.