Работа набрала такой ход, что я уже едва успевал готовить накладные – они стали большими и написание их занимало уйму времени. Вдобавок усложнился учет – нужен был компьютер. Рост продаж потянул за собой и новый объем бартера. Куда его девать? «Пересвет» был загружен, «Пеликан» продавал слабо, оставался «Меркурий». В один из дней мы привезли товар в «Меркурий», отец закурил и остался около «газели» на стоянке, а я пошел на переговоры. По обыкновению дверь в кабинет коммерческого директора базы была распахнута настежь.

– Давай, заходи! – приглашая, махнул он мне рукой.

Арсений Михайлович – высокий мужчина под метр девяносто с хорошо развитой мускулатурой, угадывавшейся даже через пиджак, восседал за своим столом в тесной комнатке в шесть метров. Второй стол стоял встык напротив его, третий, загроможденный оргтехникой жался к боковой стене. Разговор вышел короткий и содержательный. Я сразу сказал о звонке Вовки. Выслушав меня и внимательно изучив опытным взглядом, словно просканировав в режиме «свой-чужой», Арсений Михайлович вынес быстрый вердикт.

– Да, поработаем, я думаю! – заявил он. – Надо будет определиться с группами товаров. Что вы можете возить регулярно? Потому что, ты сам понимаешь, если я начну брать у вас, то это должно быть регулярно и цену надо будет держать железно. По плохим ценам я брать не буду, мне проблемы не нужны.

– Цены у вас жестко отслеживают? – поддержал я завязавшийся разговор.

– Хох! Еще как! – Арсений Михайлович, слегка подпрыгнув на стуле, дернул шеей словно гусь и поправил пиджак. – У нас по городу бегают специальные люди, смотрят и переписывают цены на таких же базах. Хозяева́ все секут четко.

– Можно на «ты»? – уточнил я, чувствуя, что сделка у нас случится.

– Да ради Бога! Можно, конечно! Можно просто Сеня, без всяких «Михайловичей» там! – расплылся тот улыбкой в два ряда ровных белых зубов.

«Вставные почти все, спереди точно», – отметил машинально я, улыбнулся следом.

К согласию мы пришли быстро. Сеня импонировал все больше. Он явно относился к тем, кто досконально знает дело, умеет его вести и того же требует от других. К таким обычно сложно притереться, но если уж случается, то работа идет четко. В завершение Сеня сказал, что через два часа скинет по факсу первый заказ.

Я вернулся на стоянку в прекрасном настроении. Отец расхаживал подле «газели» и курил, выслушав меня, не вынимая изо рта сигареты, выдал: «О!» и сильнее затянулся. Нервное напряжение переговоров спало и сразу захотелось есть. Тут же в ларьке заказали с отцом по стакану кофе и два шедевра фастфуда – сосиски в тесте. Желудок побаливал. Я надеялся унять боль едой. Не помогло. На десять минут боль почти ушла, но позже, едва мы поехали, желудок растрясся на ямах, и тупя ноющая боль вернулась, омрачив радость. Я дотерпел до стоянки и, идя домой, купил обезболивающий сироп и выпил пару ложек.

Под самый конец месяца, ура, мы купили на склад тележку. Обошлась она в те же деньги, что и телефон и была нужна очень. В начале октября пришла вторая машина из «Люксхима». Свободные дни ушли в прошлое, мы стали трудиться ежедневно, радуясь работе, и все сильнее ощущая вечерами усталость.

В эти же дни в гости пожаловал и субарендатор – высокий мужчина лет тридцати пяти типично русской внешности с серыми живыми глазами и светлыми волосами. Его открытое лицо с прямыми чертами производило приятное впечатление. Занимался гость оптовой продажей мотоциклетных запчастей. Он осмотрел сдаваемую в аренду площадь и решили заезжать. Уже на следующий день новоявленный сосед завёз свой товар в склад.

Октябрь прошел спокойно. Сосед быстро обжился и прижился – забил товаром всю свою площадь позади комнаты мотоциклетными шинами и камерами, вдоль стен комнаты поставил стеллажи с товаром, а посреди нее – стол со стулом, ноутбуком и принтером.

В ноябре потянуло зимой. Световые дни быстро таяли. Мы возвращались с работы уже затемно. И заняться в это время дома было совершенно нечем. В квартире постоянно висела гнетущая атмосфера. Едва мать начинала скандал, как становилось невыносимо и хотелось бежать из этих стен. Мои вразумления и спокойный тон провоцировали ее злобу еще сильнее. Я не знал, что делать, нервничал, пытался понять причины такого отношения матери к отцу и мне, не находил их и бежал в «Чистое небо». Я не заметил, как привык к этому клубу. Меня стало туда тянуть. Я с нетерпением ждал выходных, и каждый вечер субботы проводил там. Иногда и пятницы. Денег было мало. На субботу мне их хватало. А на пятницу уже не всегда. Я как-то умудрялся выжимать максимум из того, что мог себе позволить тратить. Как? Я пил лишь «отвертку» – пятьдесят грамм водки и сто пятьдесят сока – самый дешевый алкогольный коктейль, какой только можно было придумать. Он стоил тридцать рублей. На вечер я брал около трех сотен, выпивал шесть-семь «отверток», аккуратно оставляя не менее семидесяти рублей на такси.

В одну из суббот ноября, я так увлекся алкоголем, что у меня кончились деньги. В десять вечера я уже стоял у стойки, тянул из пластикового стакана через трубочку первую «отвертку» и глазел, как народ валит в клуб. «Через два часа будет битком», – прикинул я. Так и вышло. К тому времени я уже допивал третью «отвертку» и готовился к четвертой.

– Может, двойную!? – произнес бармен и показал поллитровый стакан.

– Давай! Сколько!? – произнес я.

– Шестьдесят!

Я кивнул, получил коктейль и, покуривая, за полчаса покончил с ним. Похорошело сразу. Двести пятьдесят граммов водки в крови затребовали веселья, и я влился в тесный поток идущих на танцпол тел. Заразившись общим весельем, я скакал несколько минут в полном наслаждении, пока духота не взяла верх и не вытолкнула меня на свежий воздух улицы. Прохладно. В голову почти сразу вернулась ясность. Я закурил. Никотин усилил состояние легкости и безмятежности. Ничего не хотелось. Лишь быть таким и здесь. «Все хорошо. Нет, все просто замечательно!» Я прогуливался с сигаретой на зябком полночном ноябрьском воздухе и разглядывал всех и вся вокруг. Продрог. Вернулся в душный подвал и снова заказал двойную. Через полчаса повторил. Хотелось еще. В кармане оставалась жалкая тридцадка. «Отвертка»? Конечно! Ее я выпил быстро и понял, что хватил лишнего. Я был пьян. Захотелось обратно на улицу за глотком свежего воздуха и после домой. Я медленно пошел к выходу, взял куртку в гардеробе и поднялся на улицу. Свежо! Два часа ночи. Я в центре города без копейки денег. Идти домой пешком? Это полтора часа. Ноги гудели, и хотелось спать. Я побрел по улице. «Больше всего таксистов около гостиницы, туда дойду, подышу свежим воздухом, может, кто и довезет так, а как приедем, я вынесу деньги из дома. Зачем все пропил? Жаль, что денег мало было, еще бы выпил. Набрался я нормально, все-таки шатаюсь, сейчас вертолётить будет в кровати, опять спать на животе. Может, выветрится хоть чуть, пока иду», – думал я, идя пошатываясь по ночному городу.

Группа таксистов, нахохлившись стоявшая подле своих машин, разом потеряла ко мне интерес, едва узнала об отсутствии денег. Я понимающе кивнул и побрел вдоль ряда машин. Ряд кончился. Еще через пару пустых авто стояла белая «пятерка» или «семерка», сзади было не разобрать – вместо стандартных задних фар у нее горели два красных круга. Из приоткрытого окна с водительской стороны струйкой тянулся сигаретный дымок, и я решил снова попытать счастья.

Через двадцать минут я был дома, бегом поднялся на этаж, взял нужную сумму и вернулся. Парень-таксист стоял на улице подле машины и курил.

– Спасибо, что выручил! – протянул я ему деньги, пожал руку.

– Да не за что, с кем не бывает, – сказал тот, сел в машину, на лице его мелькнуло легкое удивление. – Если что, я всегда там стою, обращайся.

Так я познакомился с Эдиком, студентом, подрабатывавшим частным извозом.

Без компьютера уже стало тяжко. Но лишних сорока тысяч не было. Я предложил оформить кредит, отец согласился. Меня в кредитной конторе завернули сразу, сказав, что безработным кредит не дают. «Точно, я же официально безработный, как-то и не думал об этом», – осознал я. Отца – военного пенсионера и индивидуального предпринимателя – одобрили, и уже через два дня компьютер с принтером были в моей комнате. Я установил программу учета товара, разобрался в ней, ввел ассортимент, и первые накладные полезли из принтера. Я был доволен. Отец тоже. Его глаза растерянно смотрели на мои действия. После, всякий раз подходя к компьютеру и наблюдая за моей работой, он чесал в затылке, смущенно кашлял, и тихо уходил – компьютер был для отца «темным лесом».

– О, растёте! – воскликнул менеджер «Мангуста», увидев отпечатанную накладную.

– Ну да! – расплылся я в довольной улыбке.

Менеджер написал в углу накладной привычное «принять», расписался и протянул бумагу мне. Выйдя на улицу, я пошел на склад под мерный скрип снега – начался декабрь. В работе все шло хорошо – продажи росли, мы сделали уже три завоза от «Люксхима», и каждый следующий был больше предыдущего. Отказавшись от прежних поставщиков, мы снова остались с единственным.

– Вам там факс пришел, бизмисмены! – выдала презрительно мать, едва мы с отцом вернулись очередным вечером домой, и удалилась в свою комнату.

Я взял со стола факсимильный лист и пробежал по нему глазами.

«Уважаемые партнеры… понятно… предлагаем вам взять на себя обязательства на 2003 год по выполнению объемов продаж продукции ООО «Люксхим» на сумму 1млн. 600 тыс. рублей. При выполнении и превышении вами взятых обязательств, гарантируем по окончании 2003 года выплату вознаграждения денежными средствами в размере 5% от действительной суммы объемов продаж. С уважением, директор ООО… понятно».

– На, почитай, – протянул я лист отцу, – какое нам предложение прислали!

Он полез за очками. Чувство голода повело меня на кухню. Я глянул в холодильник – пусто, посмотрел на плиту – пусто. В хлебнице лежала ржаная корка.

– Па, ну, у нас ничего нет из еды! – крикнул я злясь.

На кухню вошла мать.

– Ма, чего еды нет!? Что ты не приготовила ничего? – уставился я на нее.

– А из чего готовить? Ничего нет! – вызывающе резко ответила она.

– Ма, ну, сходила бы в магазин, купила! В чем проблема-то!?

– Вот сам и сходи! Бери своего папаню дорогого и идите! Я здесь причем!? – мать зыркнула на меня с вызовом, повернулась спиной.

«Началось, не прошло и недели с прошлой ругани, опять за свое», – понял я все:

– А ты не можешь, да!? Целый день дома была! Мы же только с работы пришли!

– Это не твое дело, где я была и чем занималась, понял!? – резко обернулась мать и пошла прочь из кухни, кинув через плечо. – Вон, руки в ноги и вперед! В магазин!

– Так, а еду готовить ты будешь или нет!? – устало и без злости произнес я.

– Может быть, буду, а может, и нет! – донеслось из коридора. – Я подумаю!

– Понятно, – сказал я, но уже больше себе, чем ей.

На кухню вошел отец, в очках и с бумажкой, глянул на меня и почесал под носом:

– Да, интересное предложение! Мда! Что думаешь по этому поводу?

– Да ничего я не думаю! – бросил я, чувствуя, что на взводе. – Есть хочу! Еды нет! В холодильнике пусто! Матери все до лампочки! В магазин идти надо, вот что я думаю!

Отец уставился на меня удивленно.

– Хочешь, вместе пойдем в магазин, заодно по дороге и обсудим эту бумажку!? – смягчился я. – Могу и сам сходить! Смотри, как хочешь!

– Да нет, в магазин идти надо, – отец снял очки. – Сейчас, идем. Идем вместе.

По дороге мы решили, что беря обязательства, ни чем не рискуем: выполним – получим бонус, не выполним – ну и ладно. Попытаться стоило. Мы принесли два пакета еды и забили ею холодильник. Едва отец взялся готовить ужин, как на кухне объявилась мать и с недовольным видом сказала, что сейчас сама все приготовит. «Сама, так сама, не будем мешать», – подумал я и вышел прочь.

Отец весь вечер просидел над расчетами, что-то писал на бумаге, тыкал пальцами в калькулятор, а на утро разбудил меня фразой: «Смотри, я все посчитал. Не спишь?»

– Теперь уже не сплю…

Отец причмокнул и закряхтел – готовился начать говорить.

– Вот смотри, я посчитал все позиции, какие мы берем у «Люксхима» и примерный объем продаж. Просчитал его на год вперед, с учетом сезонов на синьку и все остальное и с учетом того, что Асланбек обещал начать выпуск новой продукции весной…

– Какой новой продукции? – спросонья удивился я, вспомнил. – А, да! Было дело.

– Я предлагаю подписать такое соглашение! – будто официально заявил отец.

– А кто против? – сказал я. – Я – за. Мы ничем не рискуем. Давай, подпишемся.

В тот же день мы отправили в «Люксхим» очередной заказ, и отец в телефонном разговоре с Эдуардом Дмитриевичем дал согласие по объемам продаж на следующий год.

С погодой в декабре везло, всю первую половину месяца было до пяти градусов ниже нуля при полном безветрии и ясном небе. День, когда должен был приехать дряхлый «МАЗ», мы освободили от работ и ждали его к обеду. Но случилась поломка в паре часов езды от города, и только в семь мы выехали на склад. И сразу же погода начала меняться. Небо заволокло тучами, и мелкими зернами пенопласта посыпался снег. Я смотрел сквозь лобовое стекло на эту падающую из чернильного неба красоту и думал о близости Нового года. Едва мы подъехали к складу, как снег повалил гуще, и поднялся ветер. Он закрутил снег вихрями и погнал поземку. Кожа лица ощутила легкое похолодание. «Где-то минус десять, терпимо, лишь бы холодней не стало», – подумал я, ныряя в склад погреться. Минут двадцать скоротал за разговорами с отцом и выглянул на улицу. Снег пошел еще сильнее! Его нападало уже по щиколотку. «Кажется, еще холоднее стало», – подумал я, чувствуя мороз быстро подмерзшими щеками, и снова вернулся в склад. Через полчаса снаружи послышался гул и лязг работающей техники. Я вышел. Снег валил стеной! Лицо сразу схватило морозом. Звук доносился со стороны главной дороги базы. Я юркнул в узкий проход меж складами и, утопая в снегу по колено, вышел на звук и замер – с неба падала сплошная белая пелена. То тут, то там буксовали в сугробах или, застряв, стояли машины. Меж ними сновал трактор, распихивая ковшом снег в отвалы у складских стен.

– Там снег валит с жуткой силой! – почти крикнул я, вбежав в склад, обсыпанный снегом и держась за подмерзшую мочку уха. – Перед складом по колено! Надо чистить, а то ворота не откроем! И холодает там быстро.

– Придется чистить! – раздраженно произнес отец.

– Давай, позвони им! – предложил я. – Узнай, где они там!?

Отец позвонил. «МАЗ» уже тащился по левому берегу города.

Следующие полчаса мы азартно откидывали снег от склада и расчищали площадку под машину. Под ногами скрипело и изо рта валил пар. «Да уже и все пятнадцать точно», – озадачился я и активнее заработал лопатой. У отца в кармане зазвонил телефон – машина подъехала и стояла снаружи у ворот базы. Мы оставили лопаты, и пошли туда. Знакомый «МАЗ» стоял на обочине. «Хорошо, хоть без прицепа», – подумал я. Пассажирская дверь открылась, и из кабины в бежевой дубленке, сером костюме и легких туфлях вывалился коммерческий директор «Люксхима». Ноги его сразу ушли по колено в сугроб.

– Ох, ничего себе! Ё-мое!!! – выпучил глаза Эдуард Дмитриевич, став в тот момент для меня просто «Эдиком». – Вот это у вас погода, Рома!

– Так зима же, Эдик! – сказал я, рассмеявшись. – А как ты хотел!?

– Так и у нас зима! – пожал тот мне и отцу руки. – В Краснодаре сейчас плюс семь!

Эдик выбрался из сугроба и, вытряхивая снег, принялся дрыгать ногами.

Через пять минут «МАЗ» заехал на базу, ее центральная дорога была уже свободна от снега. Пока я и отец пыхтели и откидывали лопатами снег от нашего склада, объявился трактор, пыжась от натуги, он пронесся по соседней дороге, разом ее расчистил и унесся прочь. Обрадовавшись такой помощи, мы быстро дочистил проезд к воротам. Лицо отца стало красным, будто покрылось коркой. «Я, наверное, такой же сейчас», – подумал я и, шевеля задубевшей от мороза кожей лица, с трудом произнес:

– Сколько времени?

– Без десяти десять, – сказал отец.

– Сколько же сейчас градусов!? Все двадцать!?

– Да, похоже на то, – отец, будто вареный рак, смотрел на меня красным лицом. – Облаков совсем нет. Небо ясное. Будет еще холодать.

Я задрал голову вверх. Небо высыпало огромными звездами. «Точно к морозу», – понял я, отгоняя мысли о теплой ванне и кровати. Снег почти перестал.

Через полчаса «МАЗ» уже стоял у нашего склада, раскрыв задние двери «сарая». Приступили к выгрузке. Я знал Эдика чуть больше трех месяцев, но уже понял главные особенности его характера – настырность, жуликоватость, хитрость и лень. Мороз имеет хорошее свойство – в холод начинают трудиться даже самые отъявленные лентяи. Едва я залез в «сарай» и начал подавать коробки, как Эдик тут же схватил первую и поставил на поддон. Работа закипела и начала согревать. База затихла и опустела. Водитель, выдержав минут двадцать в остывающей кабине, присоединился к нам.

Пританцовывая со скрипом в тоненьких туфлях, Эдик выведал у меня, где можно купить сигареты и почти бегом скрылся в проходе меж складами. Я замер, втянул носом воздух – температура явно продолжала падать.

– Сколько же сейчас градусов? – посмотрел я на отца и водителя.

– Больше двадцати точно, – ответил отец клубами пара и шмыгнул носом.

– А времени сколько!? – выкрикнул я изнутри «сарая» не останавливаясь в работе.

– Полдвенадцатого, – глянул отец в окошко телефона, достал сигареты.

– Перекур? – сказал я.

Отец кивнул. Я полез за своими. Достал одну, предложил водителю.

– Не, я не курю! – замотал тот головой.

– Счастливый! – затянулся я, выдохнул дым с паром. – Я тоже когда-нибудь брошу.

– Ты!? – отец замер с неверием во взгляде. – Не бросишь!

– Чего это я и не брошу!? – удивленно задрал я брови. – Я курю мало, всего-то пять-десять сигарет в день. Это ты вот не бросишь! Куришь, потому что по пачке за день!

– Вот посмотришь! – заявил решительно отец. – Лет через пять брошу!

– Через пять? – прищурился я, прикидывая. – Значит в конце две тыщи седьмого… Ну, округлим до первого января восьмого, ты бросишь, да!?

– Вот увидишь! – презрительно глянул отец на сигарету. – Нечего делать брошу!

– Ну, ну! – ухмыльнулся я. – Посмотрим, посмотрим, кто еще бросит!

Из черноты прохода, поеживаясь и куря на ходу, прискрипел Эдик – продолжили работу. Выгружали товар быстро, почти в полной тишине, желая лишь скорей закончить.

Через двадцать минут Эдик снова убежал к торговым павильонам. Мороз не давал спуску, мы трудились без остановки. Оставшись один, отец уже не поспевал принимать товар, и я спрыгнул к нему. Блестя глазами и хитро улыбаясь, из прохода явился Эдик.

– Ты чего там, принял что ли!? – внутренне веселясь, произнес я.

– Не, не, не! – замотал руками тот. – Рома, как можно! Что ты говоришь такое!?

– Давай, лезь в кузов, там поможешь! – поплыл в улыбке я.

Кряхтя и прицельно задирая ногу, ища опору, Эдик с трудом вполз внутрь «сарая», взял коробку, прижал ее к себе и, шагая враскоряку по скользкому металлическому полу кузова, запричитал: «Что это такое? Двести долларов! Костюм! Подарок! Только неделю назад подарили мне.» Икнув, он едва не выронил коробку, донес, поставил на край кузова, отдышался, поправил сползшую на глаза шапку и расплылся розовым лицом в счастливой улыбке. Остальные смотрели на представление молча и тоже улыбались.

Эмоций ситуации хватило ненадолго, после все стихли, и работали механически. Я промерз почти насквозь. Работа грела мышцы, но костям уже давно стало холодно.

Закончили в час ночи.

На базе стояла звенящая тишина. Эдик с водителем торопливо простились с нами и сразу полезли в кабину «МАЗа». Я закрыл склад и устало побрел к «газели». Через минуту стартер грузовика ожил, дизель схватился и бодро застучал. Настала наша очередь. Отец включил зажигание, вытянул заслонку, посидели в кабине с минуту так. Отец крутанул ключ, стартер закрутил бодро. Десять секунд. Без толку. Ни один цилиндр не схватился. Отец вывернул ключ на себя и подкачал бензин. Пытаясь согреться, я сидел неподвижно и от усталости апатично смотрел перед собой. Спать не хотелось. Каждая моя клетка думала о тепле: «Сначала согреться, а потом… а потом что угодно, но сначала согреться».

Отец повторил. Стартер почти также бодро начал, но замедлился уже быстрее.

– Этого еще не хватало, – озвучил отец общую тревогу.

– Сейчас заведется. Давай посидим подольше, – подбодрил я его, начиная рисовать в голове картину, как мы оставляем «газель» на базе, а сами топаем до окружной дороги, по которой ночью мало кто ездит, и пытаемся поймать машину в полвторого ночи.

Третья попытка. Стартер три раза бодро крутанул вал, почти сдох на четвертом, и – о, чудо! – один цилиндр выстрелил раз, и двигатель замер.

– Есть! Сейчас заведется! – приободрился я, отец тоже.

Четвертая попытка. Двигатель схватил сразу и зарычал изо всех сил, кутая «газель» в густые клубы выхлопных газов. Отец тронул рычаг заслонки, двигатель хапнул ледяного воздуха и заглох. «Раз схватился, значит, точно заведется», – подумал я уже спокойно.

Через сорок минут мы были дома – пока завели и прогрели машину, пока доехали по заваленным снегом дорогам, пока загнали «газель» на стоянку, вот уже и два часа ночи. От стоянки шли, чуть ли не вприпрыжку. Я махал руками, старался согреться, но тело не реагировало, подавая лишь сигналы о желании тепла. Дома я мигом набрал ванну горячей воды и залез в нее по шею. Просидел так несколько минут, но холод внутри колотил меня не переставая. Набранная вода остыла, а я не согрелся. Открыл кран и пустил кипяток в ванну. Не помогало. Холод будто засел в костях. Тепло воды лишь грело мышцы, не в силах проникнуть глубже. Я просидел минут двадцать, без толку, вылез из воды, оделся во все теплое – толстые носки, военное зимнее нижнее белье и поверх спортивные штаны с легким свитером. Все равно холодно. Меня трясло. Сидя на кухне и прижимаясь ногами и руками к огненной батарее, я выпил чаю. Наконец холод вышел, и я перестал трястись. Сразу навалилась усталость, потянуло в сон. Я пошел в свою комнату, залез, как был под пуховое одеяло и, изредка вздрагивая остатками холода, уснул.

Соглашение, которое привез с собой Эдик, мы подписали на следующий день.

Остаток декабря прошел спокойно. Вечера я проводил за компьютерными играми, а по выходным тусил в «Чистом небе». Я даже Новый год хотел встретить там, но вышло все буднично и бестолково. На праздник меня в компанию пригласила девушка, в которой я знал только ее. Новогодняя ночь вышла ужасной. Мой желудок и так уже давал сбои, а тут еще я наелся соленой рыбы и выпил отвратительного дешевого вина. За пару часов до полуночи у меня случился жестокий приступ изжоги. Аптеки, естественно, были закрыты, в квартире не оказалось даже соды. Внутренности жгло, а ком в желудке мешал дышать. Время будто остановилось. Меня едва не вырвало посреди ночи. С рассветом и первыми автобусами, совершенно измученный, я поехал домой и выпил соды – изжога отступила. Меня вывернуло в унитаз. Первое число я провел дома, питаясь манной кашей, заботливо сготовленной матерью. Мне полегчало, и в субботу четвертого января я попёрся в клуб.

– Ну чо, как сходил!? – уставился на меня веселым взглядом черных глаз Эдик.

Я ввалился в его машину с привычной смесью водки, сока и отличного настроения. Вечер удался. Его не омрачило даже легкое нытье желудка, какое я залил изрядной дозой алкоголя. Домой не хотелось, хотелось протрезветь. Клиентов у Эдика в тот вечер было мало, и мы завели разговор ни о чем. Оказалось, что он таксовал уже второй год, с самого начала отношений со своей девушкой. Квартиру они снимали. «Семейная жизнь», со слов Эдика, ему нравилась, только ругались они с девушкой часто.

– А чего ругаетесь-то!? – уставился я на него. – Ты ее любишь хоть?

– Люблю, конечно, – кивнул Эдик и удивленно посмотрел на меня.

– А она тебя?

– Ну, любит, я думаю, иначе б не жила со мной, – ухмыльнулся студент.

– А раз любите друг друга, чего ругаетесь-то? – заулыбался я.

– Да все ругаются, – Эдик задумался. – Иногда она меня просто бесит, так тупит. Я ей говорю – зачем так делаешь? А она не понимает, делает по-своему. Так мозг выносит. Постоянно ноет «вот, ты не мужик, денег нет, деньги не зарабатываешь»! А откуда у меня деньги!? Я студент! Едь, говорит, таксуй! Ну, я и сажусь в машину и катаюсь по городу…

– Не понимаю я ничего в ваших отношениях, – сказал я, осознав, что ответы парня не внесли ясности в вопрос полов. – Но, если живете вместе, значит, все устраивает?

Эдик не успел ответить.

– Красивая? – копнул я глубже, задав откровенно тупой вопрос, будто найдется в мире мужчина, который скажет про свою девушку, что та страшная.

– Само собой! – машинально выдал Эдик, осознал наглость вопроса, вытаращился на меня удивленно, но следующий вопрос был уже тут как тут.

– А фигура, ну, внешне, в теле или стройная?

– Да как я вот, – Эдик ткнул руками себе в грудь и засмеялся.

– Да ты тощий как скелет, – засмеялся и я.

– Ну, не такая прям… стройная…

– А, ну это другое дело, – я театрально перевел дух и сказал, что мне нравится иной типаж – фигуристые смуглые девушки с заметными формами.

– О, губа не дура! Всем такие нравятся! – заерзал в кресле Эдик, задумался, закурил и сказал, что есть такая знакомая у него – девушка умная, разборчивая, снимает с отцом-дальнобойщиком квартиру где-то в моем районе и как раз сейчас в поиске нормального парня, а то отношения с нынешним ее не устраивают.

Я удивился наличию у девушки парня, раз она находится в поиске. Эдик успокоил, сказав, что тот парень несерьезный и ей не пара и предложил познакомиться с девушкой в общей компании в ближайшие дни, да хоть на Рождество. Я согласился.

Компания собралась в «Чистом небе» 8 января. Я явился последним. Эдик со своей девушкой и смуглая брюнетка с четвертым размером груди и своим парнем уже сидели за столиком. Я подошел, и Эдик меня представил.

– Инна, – сказала девушка, и я пожал красивую, но крепкую женскую руку.

– Саня! – сказал долговязый худой шатен лет двадцати двух с ниспадающими на глаза кучерявыми вихрами, конопатым носом и по-детски беззаботным лицом.

Я пожал и его длинную «клешню».

Девушка Эдика – угловатая брюнетка, со стеклянными глазами, жидкими прядями волос и недовольным заостренным лицом представилась последней. «Если это – красивая, то у Эдика в голове гайки вместо мозгов», – подумал я и сел пятым к столику.

Общение в незнакомой компании всегда начинается одинаково – пустые разговоры на общие темы и неявное изучение новых лиц. С подругой Эдика все стало ясно сразу. Ее манеры и характер оказались под стать внешности – визгливая дерганая истеричка. Саня улыбался. Общение с ним завязалось живое, но примитивное. «Сознание, не отягченное интеллектом», – вынес я вердикт, и Саня принялся разливать водку. Я не хотел пить ее чистую. Но сразу выбиваться из компании не стал и согласился на предложение. Рюмки быстро наполнились, глаза Сани заблестели. Все выпили. К этому времени Инна устала изучающе сверлить меня взглядом, и я смог ее разглядеть – за метр семьдесят, крепкая, плотная девушка с широкими плечами, развитыми бедрами и тонкой талией. Фигура ее была женственна, но не той слабой и слащавой женственностью, отдающей жеманностью и бесполезностью, а энергичной, той, что вызывает в мужчинах и желание, и уверенность в жизненной силе ее обладательницы. Смуглая. Смоляные прямые волосы в каре. Никаких украшений на длинных красивых пальцах со здоровыми чистыми короткими ногтями без лака. Чуть тонковатые плотно сжатые губы и цепкий взгляд черных внимательных глаз выдавали в Инне девушку прагматичную и знающую, что такое житейские трудности.

Наконец, включилась музыка, избавив компанию от натужных разговоров. Клуб ожил, и на танцпол потянулись люди. Саня отработанным движением быстро налил всем по второй. В его суетливости и горящих глазах читалось непреодолимое желание выпить. Едва был сказан тост и подняты рюмки, как в долю секунды Саня запрокинул голову и плеснул в рот водку. Все выпили следом. От запаха водки меня передернуло, я принялся за салат. Инна откровенно пялилась. Глаза девушки ясно говорили, что она посвящена в скрытый смысл вечера. Неловкость от прицельного взгляда Инны подтолкнула меня на беседу с ней. Девушка Эдика флегматично жевала зелень. Саня улыбался и вожделенно трогал начатую бутылку водки. Вялое общение тянулось еще минут десять, после чего Инна встала во весь размер груди – тонкий обтягивающий черный свитер, черная выше колен юбка, черные туфли на десятисантиметровой шпильке – и пошла танцевать.

На танцполе стало густо. Я вяло перебрасывался фразами с Эдиком и поглядывал в сторону Инны. Танцевала она пластично, откликаясь на ритм энергичными движениями тела. Пару раз призывно махнула в нашу сторону. Сидя спиной к танцполу, Саня разливал водку. Пить не хотелось. Я встал и, подбадриваемый сальным взглядом Эдика, двинулся к Инне, поймал ритм и задвигался ему в такт напротив девушки. Та улыбнулась крепкими ровными рядами зубов и сверкнула чернотой глаз. Движения Инны тут же стали активнее, грудь призывно заколыхалась. Я глянул в сторону столика – Саня пил, Эдик посматривал на нас. Мой взгляд упал на грудь Инны. Та заметила, улыбнулась ярче, взяла мою руку в свою и задвигалась энергичнее. «Фарс какой-то. Девушка при своем парне заигрывает с другим», – озадачился я, впервые оказавшись в такой ситуации.

Мы протанцевали две песни. Я аккуратно балансировал на грани приятельского поведения. Инна открыто меня клеила. Вся эта неловкость надоела, и я пошел к столику. Водка кончилась, Саня грустил. Желая передышки, я отправился к барной стойке, заказал двойную «отвертку» и остался трепаться с барменом, ощущая на спине взгляд. «Цепкая подруга, а Саня – тряпка, чего она с ним трется, от безвыходности что ли? Они явно не пара», – плавали в моей голове мысли.

Остаток вечера прошел также. Танцы, парочка медленных композиций, во время которых Инна сознательно прижималась ко мне грудью, я поддерживал ее за талию чуть сильнее, чем просто формально. Танец, как ничто другое передает энергетику партнерши – под рукой либо рыхлое и безвольное тело, либо упругое и пышущее жизнью. Тело Инны плавило мою руку грациозностью и силой пантеры. Ловкая цепкая пластичная сильная и умная. Опасный коктейль.

Слегка за полночь мы покинули клуб. Инна держала счастливого Саню под руку и многозначительно улыбалась. Распрощались на выходе. Я поймал машину и через полчаса был дома. «Не надо с ней вязаться, сегодня улыбается мне, держа парня под руку, завтра следующему», – решил я и мысленно отложил девушку в раздел «ненужное».

После праздников работа закрутилась с новой силой. Едва мы загрузили клиентов товаром, как ударили «Крещенские морозы», температура в два дня упала ниже двадцати пяти градусов и держалась неделю. Каждый рабочий день превратился в отдельную битву на выживание. «Газель», первые два дня еще заводившаяся, на третий на потуги стартера ответила молчанием. Мы сняли аккумулятор и понесли домой, вынужденно устроив себе выходной. На следующее утро мы с трудом завели машину. Переждать морозы никак не получалось – заказы шли регулярно и в большом количестве. Работали быстро: подгоняли «газель» к складу, выскакивали наружу, бегом грузились и, успев промерзнуть до костей, ныряли в спасительное тепло кабины. Два рейса в день – норма. После несли аккумулятор домой. В квартире тоже стало прохладно. После работы я сидел по часу в горячей ванне, потом натягивал на себя теплые вещи, ужинал, готовил накладные на следующий день и ложился в одежде спать.

К концу января терпение кончилось, я возненавидел морозы всей душой, как вдруг небо заволокло тучами, резко потеплело до «минус» пяти, и пошел крупный мягкий снег.