События стали развиваться предсказуемо – новоявленный конкурент сделал всем нашим клиентам коммерческое предложение, нам пришлось экстренно выдвигать свое, еще более выгодное. Рынок сбыта надо было держать любыми средствами. Наш ход с бартером имел успех, мы отстояли всех клиентов. Я лихорадочно соображал, куда же девать обменный товар. Все фирмы его продавали либо оптом со склада, либо через свои розничные точки. Мы не торговали со склада и розницы своей не имели. Выход виделся лишь один – продуктовые базы с отделами бытовой химии. В городе после всех закрытий и укрупнений таких осталось лишь три: «Пересвет», «Меркурий» и «Пеликан». В последнем на нужной нам должности трудился мой недавний знакомый и бывший сослуживец Вовка. В «Меркурии» бытовой химией заведовал коммерческий директор, отношения с которым у нас сложились чисто деловые. Было неясно, возьмет он наш бартерный товар или нет. «Пересвет» стоял особняком, ситуация с ним выглядела удивительной – большая современная оптовая база, на которую никто из крупных оптовиков бытовой химии не обращал внимания. Подобный товар туда поставляли мелкие поставщики вроде нас. Притом, что продажи в «Пересвете» были самые большие из продуктовых баз. Лучшего места сбыта бартерного товара для нас было и не придумать.

– Ну, а чо, давайте, конечно! Я только за! Я от таких предложений не отказываюсь! – расплылся Вовка в довольной улыбке, заблестев радостно глазами, едва я ему намекнул о деньгах. После выгрузки мы выехали на «газели» с территории «Пеликана» и остановились на площадке за воротами. Вовка вышел к нам следом, подальше от посторонних глаз и ушей. Мои дружеские отношения с ним развивались быстро. Оба сразу нашли общий язык и взаимную симпатию. Вовка оказался малым прямолинейным, веселым и энергичным. С ним было легко и интересно.

– Ну, чо там у вас, давайте, жулики, рассказывайте! – сказал он, подходя вразвалочку на своих коротких ногах. К его манере разговора я уже почти привык.

Было жарко. Ожидая Вовку, мы раскрыли настежь обе двери кабины, духота внутри стала меньше. Отец курил, стоя подле кабины с водительской стороны. Я слонялся по хрустящему гравию со своей стороны. Время словно остановилось. Конец рабочего дня. Из ворот базы изредка выползали машины, загруженные купленными товарами, проезжали мимо нас и растворялись в городских улицах.

– Это почему это мы жулики? – спросил я наигранно серьезно.

– Да, а кто вы есть!? – засмеялся Вовка, бегая маленькими глазками от меня к отцу. – Перепродаете товар с одной конторы в другую, бабки складываете в карман, ничего не производите… Тунеядцы! Жулики!

Мы посмеялись, перекинулись несколькими острыми шутками, перешли к делу.

– Ну, давайте выкладывайте, чо там у вас, – Вовка задрал ногу на ступеньку «газе-ли», взялся рукой за оконный проем двери и стал ее раскачивать туда-сюда.

Я рассказал суть дела, предложил Вовке за услуги три процента. Тот театрально закатил глаза вверх, после скосил взгляд на меня.

– Пять!? – выпалил Вовка и замер, улыбаясь хитрющими глазами.

– Договорились. Пять, – растянулся я в улыбке от его ужимок.

Вовка продолжал играть – сначала насупился на пару секунд, будто обдумывая, перестал раскачивать дверь машины, после сразу расплылся в алчной улыбке.

– Ну что я скажу!? Предложение интересное, господа буржуи! Я его рассмотрю! – закатился он отрывистым смехом. Засмеялся и я. Отец, докурив, подошел ближе и принялся нудно и дотошно рассказывать Вовке всю историю событий, включая «подлянку, ка-кую подсунул нам «Пушок» и то, что «вопрос надо как-то урегулировать».

– Да я понял, Анатолий Васильевич, я все понял, – нетерпеливо замотал взъерошенной головой Вовка, словно отбиваясь от медлительности речи моего отца.

– Так все неожиданно получилось, – смущаясь, тот привычно заскреб в макушке и закряхтел. – У нас и договоренность была с производителем и договор, но вот сам видишь, какие люди попались. Приходится выкручиваться.

– Да понял я, понял, Анатолий Васильевич! – Вовка одним движением руки еще сильнее взъерошил волосы на голове. – Придумаем что-нибудь! Я подумаю! Хорошо!

– Вов, ты глянь, что у нас сможешь брать, так чтоб не сильно там остальных ущемить, а то на тебя косо начнут смотреть, – прервал я отцовские стенания, которые, если так не поступить, продолжались бы еще час, изводя своей занудностью.

– Да вот же, блять! – встрепенулся Вовка. – Там Петрович сидит, этот крот, зарылся, хрен спихнешь его оттуда! Он же там контролирует все, это и с ним мне придется делиться, там без него никак. Его не обойдешь.

– Ну, поговори и с ним, я думаю, он не будет против… – предложил я.

– Кто!? Петрович!? – Вовка снова закатился смехом. – Ёпти! Блять, да он мать родную продаст, если что! Это еще тот жучила! Ничего, я его вот выживу с его места, тогда вообще все будет в моих руках, и с ним делиться не придется! Красота, блять!

Вовка хлопнул в ладоши и жадно потер их друг об друга. Я засмеялся, его взбалмошный нрав нравился мне все больше. Вовка, как противовес нудному и скучному характеру отца, появившись в моей жизни вдруг, заискрил всеми цветами радуги, питая меня так необходимыми среди рутины эмоциями.

– Ну, а чо, куда вы еще думаете пихать весь тот товар!? – посерьезнел Вовка.

– Да как куда… По таким же базам, как и твоя… «Пересвет», «Меркурий»… – я пожал плечами. – А больше, Вов, некуда…

– Ааа!!! «Пересвет», сидят эти жулики, знаю их! – защерился Вовка.

– Ну да, там этот, борзый такой, Андрей Иванович. С ним еще двое, – кивнул я.

– А, этого вот черненького такого наглого Андрей Иванович, что ли зовут!? А этих остальных как зовут!? Вот он точно борзый, жуть какой! … Так я не понял, вы с «Меркурием» не работаете что ли!? – недоуменно вытаращился на меня Вовка. – Я думал, вы работаете!

– Да работаем, возим туда свой товар. А чего такого? – сказал я.

– Ну там же этот, как его? … Сеня Степанов! Вы с Сеней работаете!? – насел Вовка.

– Ну, с Арсением Михайловичем, дядька такой высокий, ходит вечно в сером таком шерстяном пиджаке, – подтвердил я.

– Так вы работаете с ним или не работаете!? Я чет ничего не понимаю! – захыхыкал Вовка и закрутил головой как филин туда-сюда, переводя взгляд то на меня, то на отца.

– Да работаем мы с ним! Возим свой товар на реализацию! – завелся я.

– А че только свой, а бартерный че не возите, не пойму!? – все таращился Вовка.

– Вот ты бестолочь, Вов! – начал раздражаться я. – Про бартер только сейчас тема зашла, раньше мы и не парились по этому поводу! Ферштейн!?

– Ааа! – отстал тот и принялся тереть ладонью глаз. – Не ну это да… понятно.

Я глянул на Вовку, засмеялся. Зыхыхыкал тут же и он и, неугомонный, продолжил:

– Так будете ему возить или нет?

– Арсению Михайловичу? Да я пока не разговаривал с ним. Кстати как он вообще, сговорчивый? Что ему надо? – посерьезнел я.

– Кто!? Сеня!? – Вовка тут же оживился. – Да берет еще как! Предложишь ему свой процент, будет брать, куда он денется. Сеня бабки любит. Ему три хватит, нечего его баловать, а то расслабится, деньги начнет грести лопатой, а это неправильно. У меня должно быть больше.

Закончив фразу, Вовка снова засмеялся, довольный собой и своей шуткой.

– Слушай, Вов, а ты можешь ему позвонить? Ну, провентилировать этот вопрос?

– Хы! – Вовка от удивления выкатил глаза и приподнял плечи. – Конечно, могу! Давай, да, я ему позвоню, расскажу, что есть тут на примете два жулика, которые готовы бабки отстегивать, и он согласится!

– Договорились! – расползся я в резиновой улыбке. Гибкость – все же не Вовкин конёк. Его шутки были грубоваты и прямолинейны.

– Ладно! Идти мне надо, а то начнут искать еще! – Вовка протянул мне руку.

– Да, давай, будем на связи, – кивнул я. – Позвонишь, как будут новости от Сени!

– Ды! – выпятил нижнюю челюсть Вовка, пожал руку и моему отцу, развернулся и побрел, косолапо перебирая по гравию стоптанными сандалиями.

Июль заканчивался, балуя город последней неделей. Впереди замаячил август, дни которого обещали начать заметно сокращаться. Летняя жара будет продолжаться днем, а уже прохладные ночи готовить сознание горожан к осени. В один из еще жарких вечеров я выкатил «двойку» со стоянки и направился в центр города. Около девяти вечера, накатавшись, я оставил машину на одной из центральных парковок и пошел гулять. Несмотря на все события в бизнесе, я топал по улицам города в желтой хлопковой футболке, белых хлопковых полуспортивных штанах, мягких кожаных мокасинах на босу ногу и в прекрасном настроении. В одном из парков встретил знакомых девчонок, пару часов просидел с ними на лавочке и ближе к полуночи пошел их провожать. Идти предстояло недалеко – минут двадцать неспешным шагом через два сквера. Уже через полчаса я шел обратно той же дорогой, шагая по единственной асфальтовой дорожке сквера вдоль лавочек с одной стороны и кустов с деревьями с другой. Деревья, нависавшие над дорожкой, отбрасывали в свете фонарей столь большие тени, что прогалины освещенного асфальта можно было пересчитать по пальцам. Лавочки в сквере кроме одной в начале пустовали. Ее я оставил позади сразу, краем глаза заметив на ней парней, как мне показалось, пьяных. Миновав их, я прошел метров десять, как разговоры парней за спиной стали громче. Еще немного и я разобрал бы, о чем они уже почти кричали. В следующую секунду все стихло. Я продолжал идти. Думалось о работе, и я не сразу услышал, вернее, ощутил, как меня кто-то догоняет сзади. Странное и простое, едва ли не первобытное, чувство – наверное, каждый точно и безошибочно определит, когда позади просто идут, а когда его догоняют. Меня явно догоняли рваным шагом – несколько шагов размеренно, затем пробежка в два-три шага и снова размеренно. Я бросил короткий взгляд через плечо, увидел невысокого, на голову ниже меня, парня средней комплекции.

«Один из этих, сейчас закурить будет стрелять, как достали эти пьяные», – подумал я, не меняя шага. Парень нагонял. Пять метров. Я различил прерывистое дыхание. Три метра. Моя спина будто превратилась в сплошной радар ощущений. Метр. На мое правое плечо легла левая рука парня. Я повернул голову, встретился взглядом с пьяными мутными глазами преследователя. Те нехорошо глянули в мои. Ухмылка искривила рот парня.

«Сейчас ударит», – спокойно, будто обыденно, подумал я. Не успел удивиться простоте мысли, как появилась следующая: «Надо вжать голову в плечо».

«Может, развернуться и ударить самому, не дожидаясь?» – возникла новая мысль.

«Так он же еще не ударил».

«Ну, жди, пока ударит».

Странный внутренний диалог произошел в голове мгновенно, а показался таким неспешным и спокойным, что мое волнение вмиг пропало.

Я вжал голову в плечо, следом мне в правое ухо прилетел кулак.

«Вообще не больно, странно, я думал, будет больнее», – продолжал я пребывать в удивительно спокойном состоянии, не ощущая опасности, а лишь удивляясь тому, отчего такое происходит со мной. Я даже не покачнулся. Плечо спасло, удар пришелся по нему вскользь. Ухо отдало в мозг дерганой болью и слегка заныло.

«Дождался, идиот, теперь он ударил, можешь бить в ответ со спокойной совестью, поборник честности и порядочности», – укорил себя я за наличие моральных препонов, не позволявших наносить любой вред другим первым, даже если намерения тех очевидны. С ударом кулака препон испарился, я обозлился. А через долю секунды вскипел сильнейшей злобой. «Со спины! Ударил со спины!», – завертелись огненным шаром в моем мозгу мысли. Первый раз в жизни меня ударили со спины. Ударили подло. Злость, перешедшая в животную злобу, обожгла через кровь все тело изнутри. «Нечестно! Подло! Низко!», – било в набат в моей голове. Внутренние стоп-краны морали будто сорвало разом. Уже неконтролируемое желание наказать подонка захватило каждую клетку моего тела. Злость, ярость, ненависть. Избить, изувечить, уничтожить.

Я резко развернулся и по памяти врезал левой парню в лицо. Целил в нос, попал неудачно. «Почему в нос то?» – возобновился внутренний диалог: «Бить надо в челюсть».

Парень ошарашено отступил на пару метров.

Развернувшись окончательно, я ударил правой, целясь просто в голову. Парень успел приподнять руки, а с ними и плечи. Удар скользнул по плечу и куда-то попал. Парень замахнулся правой, но медленней, чем надо – сказывался алкоголь. Я ударил навстречу левой. Наши руки переплелись в ударе, но я был выше и быстрее – моя рука прошла дальше и снова застряла между плечом и лицом. Я вроде попал, но опять без ущерба. Парень опешил сильнее, замер и уставился на меня. Я не мог и, главное, не хотел остановиться. Вдруг понял, что мною движет ненависть не к этому подлому пьяному идиоту, а к себе, к своей врожденной и воспитанной миролюбивости, к своей вере в лучшее в каждом до самого последнего момента, когда уже может быть поздно и придется расплачиваться за свою мягкость. Я жаждал сломать, уничтожить в себе привычку раздавать авансы доброты людям. Все они слились передо мною воедино в личности пьяного парня, опрометчиво напавшего на меня летней ночью в парке. Через секунду я ударил его ногой сбоку по ребрам. Удар не произвел должного эффекта, выродившись в сильный шлепок. Едва нога вернулась и коснулась асфальта, я выкинул кулак в лицо, и опять парень успел дернуть плечом, отведя удар в заднюю часть шеи. Я ударил другой рукой, снова метя в лицо. Поздно. Парень полностью поднял обе руки перед собой в глухой блок. И третий подряд удар снова попал в блок. Еще три удара. И они ушли туда же, не достигнув лица.

«Как же слабо я бью, ему хоть бы хны», – пронеслось в голове.

Вдруг парень бросился на меня, резко сократил расстояние и вслепую выкинул вперед обе руки. Одна раскрытой кистью попала мне в лицо. Другая, правая, зацепилась спереди за шейный вырез футболки. Стоя завязалась возня. Через секунду я завёл правую ногу за левую ногу парня и толкнул его. Парень потерял равновесие и стал валиться на спину, утягивая меня за собой за вырез. Треск. Футболка порвалась, оставив в руке парня большой кусок желтой ткани. С новой яростью я начал топтать упавшего противника и пинать в бока. Вся стычка происходила без единого звука. Все мое существо клокотало мрачной решимостью запинать напавшего до потери сознания.

Слева раздался легкий шелест. Я бросил взгляд туда, в направлении, где сидела эта троица. Лавочки, утопавшей в ночной тени широкого древа, видно не было. Из тени, как в замедленном кино пьяным пошатывающимся бегом выскочил второй.

Я посмотрел на лежащего подле меня. Тот шевелился, не получив значимого урона и повреждений. «Метров двадцать. Успею, не успею? Не знаю, не успею. Слабо, очень слабо бью. Противно», – скакала в голове чехарда мыслей. Я не успевал, первый уже начал вставать, а второй приближался. За спиной второго из той же тени выскочил третий. Через пять секунд я имел бы дело с двумя, а еще через пять со всей троицей. Второй был высокий как я или даже чуть выше. Третий был ростом с первого, но коренастый и внешне крепкий. Подле меня, судя по всему, лежал самый слабый из них. Меня снова захлестнула волна злобы на себя, к ней примешалась досада от собственной неумелости, немощности, слабости – по сути, я не смог ничего сделать хлипкому полупьяному парню ниже меня ростом. Позор.

Я побежал.

Не быстро и не сломя голову. Не было ни паники, ни страха. Я побежал, чтоб не иметь дело с тремя. В груди бродил коктейль из разных чувств и ощущений: я был доволен тем, что сбежал не от страха, при виде еще двоих, а хладнокровно оценил шансы и спокойно разумно отступил; и по-прежнему был зол на себя за слабость и почти беспомощность. Трусцой отбежал метров пятьдесят, перешел на шаг. Меня никто не преследовал.  Странным образом чувство страха было подавлено. Не отсутствовало, а именно оказалось подконтрольным. Страх ведь есть всегда и у всех. Это нормально. Но мой страх был усмирен другим чувством – яростью к факту подлости нападения. Со спины! В моем сознании молнией проскочила цепная реакция изменений. Я шел по аллее, сняв порванную футболку и держа ее в руке, остановился, обернулся. Подбежавшие склонились над своим приятелем, пытаясь его поднять. Я шумно выдохнул и пошел дальше. Сердце все еще бешено колотилось. Чтобы отвлечься и успокоиться, я принялся осматривать на себе результаты стычки: футболка порвана пополам, на шее и груди проступили красные натертые полосы от ее выреза; ссадин не было никаких, напавший смог ударить меня лишь раз, в ухо; правый карман штанов оказался надорванным у основания, образовалась дырка. И все. Слегка ныло ухо.

«Новые штаны же, ладно, это можно зашить. Или выкину, все равно неудобные», – подвел я итог осмотру. Я закинул футболку на плечо, будто снял ее от жары, и пошел к машине. На всякий случай снова обернулся – аллея была пуста.

«Двойка» сиротливо стояла на парковке. Час ночи, город опустел до одиноких прохожих и загулявших парочек. Я сел в машину, закурил, завел двигатель и небыстро поехал в правой полосе полупустой дороги. Закурил я вовремя, начался отходняк, руки слегка дрожали. Я старался не думать о случившемся, но в голове настойчиво крутилась мысль: «Со спины! Так подло! Как так можно!? Зачем!? Свинья! Такого убить мало! Откуда та-кие скоты берутся!?» Я плелся на машине домой и пытался осознать произошедшее. Драка – банальность. Ее нечего обдумывать. Но нападение со спины! Это уже другое. Правильно говорят – лучше раз увидеть, чем сто раз услышать. В моем случае, лучше раз почувствовать. Я ясно осознал чувства всех, кто в своих рассказах описывал подобное. Гадкое ощущение! Очень гадкое! Мерзкое! За гранью человеческой природы! Люди, так поступающие – не люди.

Я загнал машину на стоянку, дошел домой и опустошенно провалился в сон.

В самом конце июля состоялась вторая поездка в Москву с партией синьки. Все было как в прошлый раз – выехали в пять утра, в Москве были к полудню. Разгрузились быстро, я подавал упаковки из кузова «газели», грузчики принимали; с погрузкой вышла задержка, начали в три – снова в кузове я, принял товар, уложил, к концу погрузки заныла спина от постоянного полусогнутого положения. В четыре выехали в обратный путь. К середине пути жевать всухомятку на ходу надоело, и мы свернули к тому же кафе, в каком ели в прошлую поездку. Половина восьмого, мы ехали с опозданием в два часа. Уплетая вкусный горячий борщ, я прикинул, что таким темпом, дома будем не раньше полуночи.

Отлично поужинали! Мы вышли из кафе, закурили и неспешно побрели к «газели».

Следующие четыре часа проехали без остановок. Время перевалило за полночь, когда до нашего города оставалось километров сорок, и меня начало тянуть в сон. Я сопротивлялся, но веки становились все тяжелее и тяжелее. С каждым разом я моргал все медленнее, голову тянуло вниз. Я потер лицо руками и чуть опустил боковое стекло. Кабину сразу протянуло сквозняком в сторону раскрытого окна отца. Прохлада ночного воздуха заставила меня поежиться. Спина сквозь футболку быстро стала остывать. «Надо закрывать свое окно, а то шею надует, завтра голову не поверну и вообще, продует еще», – подумал я и закрыл окно. В голове прояснилось, сон отступил. Я глянул на отца, он курил. Оба были уже почти сутки без сна. «Если я так хочу спать, то как отец еще держится? Он еще и за рулем всю дорогу», – подумал я, тут же ощутив укол совести из-за того, что сижу бездельником. Идиотская ситуация. Мои навыки вождения были не настолько хороши, чтоб вести «газель» по трассе, тем более в момент, когда я буквально клевал носом ото сна. Я это понимал, но совесть крутила душу. Я посмотрел на отца внимательней. Его тоже клонило ко сну. Веки глаз опускались и поднимались все медленнее и медленнее.

– Ты как, па? – произнес я, внося разнообразие в размеренный усыпляющий гул двигателя. – Спать не хочешь?

Отец встрепенулся, и я сразу понял, что устал он не меньше моего, даже больше, но держался и не подавал виду.

– Да так, – сказал он невнятно, будто заново учился говорить. – Спать уже хочется. Но уже скоро. Сколько там осталось нам, километров тридцать?

Отец докурил сигарету, поморгал, отгоняя сон.

Из темноты обочины выплыл синий дорожный указатель.

– Да вон знак! – вскрикнул я и указал на него пальцем. – Тридцать один, остался, километр. Сейчас пост будет!

– Давай, там, наверное, остановимся, – сказал неуверенно отец. – Подышим свежим воздухом, выйдем, разомнемся, а то у меня уже нога отваливается, затекла.

– Конечно, остановимся! – безапелляционно поддержал я. И тому была причина, одна из главных черт характера отца – исполнительность. Черта-то хорошая, только у него она была гипертрофирована. Отец в своей исполнительности мог запросто дойти до ущерба себе. И в этой поездке, не согласись я с остановкой, а воспротивься, так отец из кожи бы вон лез, давил затекшей ногой на педаль, боролся со сном, а вел машину дальше.

Пост! Стационарный пост милиции за двадцать километров до города. Справа мелькнул гостиничный комплекс, тот самый, на территории которого мы недавно общались с директором и владельцем «Карда». Подле поста вдоль обеих обочин трассы уже выстроились ряды фур. Некоторые остановились на ночевку, другие лишь для короткого отдыха. Мы свернули к обочине сразу за постом. Тело так затекло от беспрерывного сидения, что выйти из машины, просто пройтись, размяться, казалось блаженством. Остановились мы вовремя, сон так близко подобрался к нам, что точно победил бы на оставшихся километрах. Я подышал свежим ночным воздухом, прошелся перед «газелью» – сон отступил сразу, в голове прояснилось. Отец закурил. Я тоже. За десять минут прохладный ветерок приободрил меня окончательно.

– Ну, что, поехали? – отбросил отец окурок в сторону, посмотрел на меня.

– Ты как, па? Спать перехотелось? – всмотрелся я в его лицо – глаза уставшие, покрасневшие сеточкой сосудов, но вроде как не сонные.

– Да, нормально, тут немного осталось, доедем! – произнес он бодро.

Мы тронулись. Впереди над горизонтом уже виднелись электрические отсветы города. Трасса шла прямо, по две полосы в каждую сторону, ровный асфальт, прерывистая разметка делила направление на полосы, а сплошная по краям очерчивала границы асфальта. Встречные направления разделял ров метра полтора в глубину и около пяти в ширину. Мы катили по левой полосе из двух, ближе ко рву. Спидометр показывал восемьдесят километров в час. Мы обогнали несколько легковых машин на соседней правой. Те плелись на шестидесяти. Межполосная разметка монотонно прерывисто проскакивала назад правее меня, я смотрел на нее. Это действовало гипнотически. Первые две минуты после остановки прошли бодро. Я согрелся. Потянуло в сон. Я чуть сомкнул веки, задержал их на несколько секунд, разомкнул. Веки все больше тяжелели с каждым очередным мельканием штриха разметки. Я посмотрел на отца. Он не курил. Сидел ровно, держал руль обеими руками и смотрел на дорогу. Сон вместе с теплом кабины пробирался по спине к голове, я соображал все хуже. Город приближался. «Еще немного, уже скоро, как хочется спать, приедем, сразу лягу, буду спать, пока не надоест, отец тоже устал, почему я такой криворукий и не веду сейчас машину, надо смотреть на дорогу, окно открыть надо, холодно, дотерплю», – расползались кашей в моей голове мысли. Ших, ших, ших – проносились белые штрихи справа. Я смотрел на них, веки наливались сном. Я сомкнул глаза. «Сейчас чуть так посижу и открою, еще немного, сейчас, сейчас», – еле-еле ворочалась сонная мысль. С трудом, лишь наполовину, но я открыл глаза, плохо соображая, глянул на отца. Он все также сидел ровно, смотрел вперед и вел машину. Мне стало жутко неудобно и стыдно за себя. Я, молодой парень, сижу рядом с отцом, которому пятьдесят лет, который вот уже тысячу километров ведет машину и не засыпает, а я валюсь в сон! Я вернул взгляд на дорогу. Ших, ших, ших – мелькали справа полосы, единственное движение на неосвещенной темной дороге. Ни попутных машин, ни встречных. Никого. Только мы и полосы. Ших, ших, ших. «Я на минутку, больше не могу, буду так, минуту с закрытыми, минуту с открытыми, так нормально, успею выспаться за минуту, и вытерплю минуту». Я закрыл глаза. Как же приятно. Наслаждение потекло от закрытых глаз вниз по телу, я жадно ловил каждый миг своего микросна. «Минута, наверное, уже прошла, не прошла, еще десять секунд и как раз будет, десять секунд, наверное, прошли, не прошли, где-то только половина, осталось четыре секунды, осталось три, нет еще не три, пока четыре, еще немного, вот теперь три, сейчас, три, три, пока три, три, две, да две… две… скоро открывать глаза… не скоро… еще две секунды… уже одна… нет, пока две… еще немного… хорошо, одна… скоро открывать глаза, надо последнюю секунду расслабиться… все, пора… еще не пора… сейчас, быстро посплю эту секунду… последняя… но это уговор… надо просыпаться… открывай глаза, открывай», – мозг усилием воли вынырнул из липкого тумана сна, за-работал вслед за приоткрывшимися глазами. Я еле разлепил веки. Ших, ших, ших. Полосы. Все так же равномерно. «Так удобно на них смотреть, даже поворачивать голову не надо, прям передо мною… Почему передо мною? Уже чуть левее», – мысли почти застыли. «Интересно, почему это полосы уже чуть левее, передо мною ведь были», – в липкой каше сознания с трудом сформировалась очередная мысль. И, вдруг, искра! Я дернулся, встрепенулся! Вытаращился на полосы!

Ших, ших, ших. Все та же размеренность, но полосы уже были под отцом и медленно смещались под капотом влево! Я все понял! Я еще не осознал, но уже понял, мозг очнулся! Доля секунды, я собрался, глянул на отца. Он по-прежнему сидел ровно, держал обе руки на руле и вел машину и… и спал! Глаза отца были закрыты!

– Па! – я тронул отца за руку.

Он открыл глаза. Абсолютно спокойно открыл, ни дернулся, ничего такого, просто открыл и стал смотреть вперед, куда и должен был смотреть, даже не повернулся ко мне.

– Па, мы сейчас в канаву свалимся! Мы вправо уходим! – я глянул на дорогу.

Линия межполосной разметки медленно возвращалась под «газель». Вот она уже под сидением отца, вот уже подо мною, а вот и там, где должна – справа от машины. Мы ушли с правой полосы, вернулись на левую.

Сон исчез, будто никогда и не хотелось спать. Я был бодр, организм за долю секунды накачался адреналином. Я посмотрел на отца. Тот сидел в прежней позе и вел машину. Только мы и дорога. Ни одной машины больше. Ни впереди попутной, ни на встречной полосе. Ших, ших, ших – медленнее обычного проносились справа злополучные полосы. Спидометр показывал пятьдесят.

Рррррр!!! – пронеслась справа старая легковушка с прогоревшим глушителем.

Мы встрепенулись.

– Мда, – выдавил из себя отец, перехватил руками руль и полез за сигаретой.

Меня начало тихо трясти. Чтобы хоть как-то отвлечься, я стал разглядывать множащиеся огни города. Мы подъезжали. В кабине висело задумчивое молчание.

Через полчаса мы уставшие покинули кабину «газели» на стоянке и пошли домой. Шли молча. На полпути я не выдержал и произнес: «Ты спал за рулем, прикинь…»

Отец быстро глянул на меня, но не ответил. Уже дома, когда мы оба приняли душ и сидели на кухне за столом, отец встал и, наливая себе чай, произнес: «Мда…»

Я знал, о чем он.

– Надо же, не заметил, как уснул, – продолжил отец, обернулся, поставив чайник на плиту, и с каким-то совершенно искренним удивлением добавил. – А мне снилось, что я веду машину… Представляешь?

Я кивнул, механически дожевал наспех сделанный бутерброд, выпил чаю, пожелал отцу спокойной ночи и поплелся спать. Упав на кровать, я провалился в сон, в котором разделительная полоса постоянно уходила перед моими глазами влево, и я ничего не мог с этим поделать.

Бардак с продажами синьки продолжился и в августе. Клиенты все-таки прагматично «уселись на два стула» и заказывали этот товар то у нас, то у «Пушка». Чем все закончится, предсказать было сложно. Перейдя на бартер и сдержав экспансию конкурента, мы удержали ситуацию в шаткой точке равновесия. Нам нужен был какой-то нестандартный ход. Я задумался, и мысль пришла.

– Нам надо найти другого поставщика синьки, – заявил я отцу во время завтрака.

– Как это – другого? – мерно жевав, отец замер и тут же продолжил есть.

– Да так, другого! Наверняка там в Краснодаре кто-то еще производит или эту или такую же синьку. Слишком халявная позиция… Лакомый кусок!

– Как может кто-то производить эту синьку, если ее название зарегистрировано?

– Да не обязательно именно эту! – начал я заводиться, как часто бывало, удивляясь неспособности отца ухватить суть мысли, а не цепляться за частности. – Название может быть любое! Главное, чтоб флакон и этикетка были те же, вот и все!

– И что мы с ней будем делать? – жевал апатично отец.

– Да как что!? Заменим эту на новую! И все! Только надо, чтобы новая не дороже этой была. Но если там кто-то начал производить похожую синьку, то цена точно будет не дороже, а скорее всего, дешевле! А иначе нет смысла, надо же выдавливать эту с рынка. Цена точно будет ниже! Только вот как найти этих производителей? Ладно, давай доедай, нам пора уже ехать, что-нибудь придумаем, как обычно. Журналы посмотрим, может еще как, но найдем! – закончил я завтракать, встал из-за стола. Мысль засела во мне крепко, она была хороша.

– А с «Кардом» надо бы заканчивать… – продолжил я уже по пути на стоянку.

– А что мы продавать будем!? – вытаращился на меня отец. – Вот когда найдем замену, тогда и подумаем!

– Да это понятно, что когда найдем, а не раньше! Я что, идиот по-твоему что ли!? – меня раздражала все сильнее прямолинейность мышления отца, на которую я натыкался все чаще. – Я об том и говорю, что надо найти, а потом заканчивать с этим «Кардом». А то приперся тут на своем новом «Пассате», всё пальцы гнул и пыль в глаза пускал «мы с вами работаем, только с вами, вы наши представители, мы в вас заинтересованы» тупо нассал нам в уши, козел! А сам отгрузил первому позвонившему… мудак!

– Ну да, – деликатно поддержал меня отец. Он не любил, когда я выражался. Я, конечно, старался и не выражаться, да и матом я практически не ругался, при отце уж точно, но такие слова себе иногда позволял, когда чувства уже переполняли.

– Ладно, поищем, – подытожил я.

Перейдя на бартер, вместе с его плюсами, мы сразу ощутили и отрицательные стороны – нагрузка удвоилась. Теперь, чтобы получить ту же прибыль, мы должны были совершать больше работы, перевозить больший объем товаров, трудиться больше времени. Я тут же постарался свести к минимуму все лишние действия и это удалось. Забирая обратный товар у клиентов, я за один раз старался брать лишь то, что требовалось к продаже в «Пеликане» и «Пересвете». Так мы избегали двойной перевалки товара через наш склад. С «Меркурием» вопрос еще не был решен, Вовка не звонил. При таком принципе работы тоже были неудобства, но ничего лучшего нам не оставалось. Пришлось потрудиться не только руками, но и головой. Я выработал систему ценообразования для бартерного товара. Учитывались все нюансы – кто, где и какие скидки дает на такой же товар, и как максимально дорого в какую из баз можно выставить бартерный товар на продажу. Все цифры – цены, скидки конкурентов – я быстро запомнил и держал в голове. Больше всего не утомлял, а раздражал процесс выписывания накладных. Мы как писали их от руки, так и продолжали. Но теперь приходилось писать много не дома за столом, а в кабине «газели». И накладные сразу стали длинными с множеством наименований. И писать уже приходилось мне. Отец, выполняя лишь функции водителя и не занимаясь коммерческими вопросами, быстро перестал ориентироваться в текущей обстановке и ценах. Если он брался за написание накладной, то уточнял у меня цены едва ли не по каждой строчке, делая процесс написания длительным и мучительным для нас обоих. Я же писал накладные быстро, черпая всю информацию из своей памяти. Отец в это время отдыхал, выкуривая очередную сигарету.

– Короче, поговорил я с Сеней! Звонил ему, будет он у вас брать весь этот триппер, три процента ему и возите в «Меркурий» свое говно, хоть до усрачки, – выдал Вовка новость в очередную нашу встречу. Глаза его блестели, Вовка был доволен собой.

– Ого! Круто, Вован! Вот это новость! – искренне удивился я быстроте решения важного вопроса. Всего неделю назад Вовка пообещал сделать нужный звонок и вот, вопрос решен.

– Короче, позвоните ему, – Вовка сунул руки в боки и важно замер около нашей «газели». После выгрузки мы стояли тут же у склада. Вовке было скучно летом в офисе, и почти каждый наш приезд в «Пеликан» мыс ним виделись. Трепались о всякой ерунде, зубоскалили, как два закадычных приятеля, которыми мы и стали – быстро и незаметно.

– Ладно, буржуи, давайте, едьте! – Вовке было пора. – Зарабатывайте на Сене бабки, будете мне должны!

– Само собой! С меня «отвертка»! Угощаю! – улыбнулся я.

– Че за «отвертка»? А, это водка с соком что ли!? – замер в полоборота Вовка.

Я кивнул, расползаясь в заговорщицкой улыбке. Вовкины глаза вспыхнули.

– Это интересное предложение, я подумаю над ним! – хмыкнул он.

– Подумай, подумай! – прищурил один глаз я, кивнул.

– Ладно, езжайте, жулики! – вздохнул Вовка, уходить ему не хотелось. – Мне идти надо, дел полно, какое-то сраное вино привезли, машина, вон, под выгрузкой стоит, грузчиков собрать не могут уже час, половина работает, а половина пьяные.

– Ладно, давай, пока, увидимся! – махнул я, захлопнул дверь, отец завел двигатель.

Вовка косолапо пошел впереди. Мы обогнали его. Я глянул в свое боковое зеркало – Вовка показал язык. Я высунул руку в окно и показал ему средний палец.

Ситуация в бизнесе выглядела стабильной. За «Пеликан» я был спокоен – там работал Вовка. С «Пересветом» везло сильно – крупные поставщики бытовой химии продолжали в упор не замечать эту базу. Мы возили в «Пересвет» бартерный товар, он продавался, словно проваливался в бездонную бочку. С ценами там тоже творилась халява, они были так высоки, что мы умудрялись хорошо зарабатывали даже на бартерном товаре. Я учуял шанс заработка – пока конкуренты хлопали ушами, надо было максимально загружать «Пересвет». Мы так и сделали, принялись почти весь бартер валить в одну базу, и его стало не хватать. Помимо синьки, нам снова нужен был хороший товар для прямых продаж и для получения больших объемов бартера – одно тянуло за собой другое. И я помнил о плане по смене производителя синьки, но понятия не имел, где искать нового.

Как и в любой сфере, в оптовой торговле нашего города сформировался довольно стабильный круг игроков. Если в продуктовом опте он был большим, то в бытовой химии на порядок меньшим и очень замкнутым. Новых игроков за десяток лет можно было пересчитать по пальцам одной руки. Наоборот, в 2002 году началось едва заметное уплотнение рынка бытовой химии. Процесс тронулся так плавно, что если кто и выходил из игры, то бизнес его угасал долго и у всех на глазах. Резко не разорялся и не закрывался никто. И напротив, если какая фирма росла, то прогресс был заметен и имел нормальную скорость. Остальные понимали – фирма имеет хорошую прибыль, вкладывает ее в развитие, оборот, торговые площади, и рост продолжается. Бурный рост без привлечения внешних средств не случался. Но тут был свой замкнутый круг. Большим фирмам банки кредиты давали охотно. Но тем доходы позволяли развиваться быстро и без кредитов. Мелким фирмам значительных кредитов не давали, и те обреченно плелись позади больших.

В 2002 году случился нонсенс – замкнутый круг был разорван. Торговая компания «Родной край» вдруг начала бурно развиваться. Директором там был Саша Дубко. Предысторию фирмы я урывками знал от разных людей. Этот гражданин, как и все мелкие предприниматели, до поры до времени мыкался на свои кровные. И вдруг его бизнес начал расти темпами в разы большими, чем могла позволить прибыль. Все смекнули – произошло вливание денег. Откуда? Пошли слухи о кредитах, якобы, Саша Дубко крутится на них. Возможно. На таком информационном фоне пробудился и мой интерес к «Родному краю», я предложил отцу посетить эту фирму. Благо, располагалась она удачно – буквально через забор от «Мангуста». Ходили слухи, что всю территорию своей базы Саша Дубко купил, а не арендовал. База была не большая, в полгектара площадью. На ее территории, неасфальтированной, едва присыпанной щебнем в самых нужных местах и огороженной бетонным забором, находилось всего одно сооружение – высокое серое четырехэтажное здание. Отсутствие окон на трех сторонах здания лишь усиливало его мрачный, почти тюремный вид. Мы прохрустели колесами по щебню, припарковались и вышли из машины. Мда. Я огляделся. «Тюремный блок». Складывалось ощущение, что здание было недостроем, будто в один прекрасный день строители ушли, решив, что с них достаточно. В левой части здания зияло два проема под габариты фуры. Ворот на проемах не было. Правее, в середине здания был еще один проем, но уже с воротами и даже асфальтированным пятачком перед ним – склад «Родного края». Перед его распахнутыми воротами стояла фура, суетились работники. Офис компании располагался на втором этаже, входное крыльцо находилось в правой части здания. Я потянул железную дверь на себя, мы с отцом вошли внутрь, оказались на лестничной клетке. Бетонные пролеты ступенек с приваренными к ним железными перилами вели вверх. Возникло ощущение, что я вернулся в детство и оказался на стройке. Пол был устлан кусками бетона, силикатного кирпича и застывшего цемента. Мы поднялись. Второй этаж начинался от лестницы пустым дверным проемом и длинным коридором за ним. Сразу справа от проема висела железная некрашеная дверь. На ней на скотче болталась бумажка – «Торговый зал».

– Нам сюда! – сказал я и потянул дверь на себя.

Тяжелая, она поддалась не сразу, изнутри ее держала пружина. Мы вошли. Дверь хлопнула позади, выдавая наше появление. Мы оказались в большом помещении с колоннами метров в сто пятьдесят площадью. Интерьер зала не нарушал духа здания. Ничего лишнего. Дешевый затертый линолеум на полу, невзрачные обои на стенах. В левой части зала четыре стола с компьютерами, за двумя работали девушки. Вдоль стен стояли высокие, выше человеческого роста, белые деревянные стеллажи с образцами товаров с бумажными ценниками на каждом. Типичный торговый зал. Я поздоровался с девушками и пошел бродить по помещению. Что я искал? Я не знал, сканировал глазами полки стеллажей, собирая информацию. Сразу бросились в глаза низкие оптовые цены. Я быстро прикинул разницу, в среднем цены оказались ниже средних городских на семь-десять процентов. «Удивительно. Откуда такая роскошь у «Родного края»? Странно!» – задумался я, бродя среди стеллажей – загадка низких цен будоражила мой мозг.

Я глянул на отца, тот ходил следом за мной, но скорее формально, с застывшим на лице безразличием. Наверное, в тот момент мои ощущения оформились в непреложный факт и были осознаны – отец к нашему общему делу относился равнодушно. Я внутренне горел работой, отец нет. Он выполнял свою работу машинально, без интереса. Я ощутил себя дураком. «Я, как идиот, шарю по этим витринам в поисках того, чего я и сам не знаю, но я смотрю, ищу, мне интересно, я хочу что-то найти тут, чего именно, я не знаю, но чувствую, что я правильно поступаю, а он…», – начали роиться в моей голове обидные мысли. Я не хотел себе в них признаваться. Но чем дольше я наблюдал за отцом там, в торговом зале «Родного края» и вспоминал прошлые схожие ситуации, тем все яснее убеждался в неприятном факте – отцу было безразлично. Нехорошие мысли. Я затолкал их в самый дальний угол сознания, отвернулся, тяжело выдохнул и продолжил поиски.

Стоп!

Мысленный монолог об отце исчез из головы в миг!

Я остановился как вкопанный напротив предпоследнего стеллажа и не мог поверить своим глазам – на полке, среди разных тюбиков и флаконов стояла знакомая синяя бутылочка. Да-да, точно такая же бутылочка, какая была у торгуемой нами синьки, с похожей этикеткой, но другим названием. Я нашел то, что искал! В яблочко! Я быстро глянул на цену – она была очень низкой – идеально, то, что надо! Интуиция забила во все колокола, по телу в лихорадке побежала дрожь предвкушения. С трудом сдерживая рвущееся наружу волнение и ликования, я подозвал отца.

– О! – выдал тот, увидев бутылочку.

– Да, да, да, – сказал я негромко, пошел к девушкам, взял у них для отвода глаз прайс-лист, вернулся к стеллажу, записал контакты производителя дешевой синьки и глянул на отца.  Тот продолжал рассматривать бутылочку синьки, наклонившись к полке и надев очки. Те сползли на кончик носа, полностью делая его похожим на какого-нибудь преподавателя института.

– Пошли, больше тут делать нечего, пора ехать, – добавил я так же тихо.

Мы вышли на улицу.

– Обалдеть! Ты видел!? – Сразу прорвало меня, я принялся тарахтеть без умолка. – То, что нам и нужно! Какой-то «Люксхим» в Краснодаре делает такую же синьку и дешевле! Прям как по заказу! На ловца и зверь бежит!

Мы сели в машину, пока отец заводил, в несколько секунд моя голова наполнилась невообразимым потоком мыслей. Я лихорадочно просчитывал перспективы случайной находки. Мы поехали.

– Сколько времени!? – задал вопрос я отцу в нетерпении, тут же сам глянул на мобильник. – Пятнадцать двадцать три. Полчетвертого еще.

– Полчетвертого, – сказал отец.

– Интересно, до скольки они работают? До шести, как все, наверное. Мы еще успеем им сегодня позвонить, товар уже развезли, поехали домой! – тарахтел я.

– Ну, – запнулся отец с недовольным видом. – Ну, поехали, позвоним. Вечно ты торопишься. Куда ты летишь? Завтра позвоним. К чему такая спешка?

– А почему бы сегодня не позвонить!? – вытаращился я на него. – Чего ждать-то!?

– Позвоним, хорошо, позвоним сегодня, – раздраженно согласился отец.

Я посмотрел на него, и моя эйфория вмиг улетучилась. Она с налету разбилась о безразличие отца, о его скупость в эмоциях, о его раздражение моей радостью. Я почувствовал себя ребенком, которого родитель грубо одернул лишь за то, что тот сильно выражал свою радость и был чрезмерно счастлив. Я потух. Отвернулся и стал тупо смотреть на мелькающий за окном фон. Теплый приятный летний поток воздуха дул мне в лицо и за спину. Я высунул наружу правую руку, поставив локтем на опущенное стекло, и стал ей ловить встречный поток воздуха. Сжал пальцы, образовав ладонью подобие крыла. Воздух ударил в ее плоскость и мигом подкинул руку вверх. Я положил ладонь горизонтально, рука упала вниз. Я создал угол наклона, рука взмыла вверх. Глупо, но я игрался как пятилетний ребенок, которого чем-то незаслуженно обидели. Мне хотелось, чтоб обида скорей ушла, и я прогонял ее радостью. Простой детской радость. Я изменял наклон ладони, и рука, то взмывала вверх, то падала вниз. Так я берег радость своих ощущений от жесткого и сухого восприятия действительности отцом. «Сейчас доедем и позвоним», – думал я, щурясь от удовольствия.

В начале пятого мы были дома.

– Па, звони! – сходу сказал я, едва успев разуться и чуть не столкнувшись в коридоре с матерью. Последние пару лет работы у нее стало совсем мало. Мать преподавала детям танцы по два-три часа в день в центре детского творчества. За такую работу, естественно, платили мало. И это сказывалось на настроении и состоянии матери. С каждым годом она становилась все раздраженнее, грубее в выражениях и срывалась в скандал по малейшему поводу. Ее отношения с отцом не ладились еще больше, чем со мной. Я не понимал, в чем причина их взаимной нетерпимости, чувствовал, что ее истоки уходили очень глубоко. Мать застыла в коридоре, наблюдая за нами, прошла на кухню. «Настроение плохое», – отметил я и прошел за отцом в его комнату, к факсу. Отец сел на стул и стал звонить по записанному мною телефону. С открытого балкона в комнату текла августовская жара, я прошел через комнату на балкон, уселся на нагретый солнцем диванчик, закурил, высунулся на улицу – красота, лето, тепло!

– Нет никого. Никто трубку не берет, – сказал отец, заходя на балкон, садясь рядом и тоже закуривая. – Наверное, ушли уже все.

Я слегка расстроился. Хотелось поскорей получить прайс-лист. Я затянулся.

На балкон зашла мать.

– Что, бизмисмены!? – произнесла она радостно, взяла лежавшую тут же отцовскую пачку сигарет, выудила одну себе и отбросила пачку обратно. – Дела не идут!?

Снова хотела задеть, такие особенности я уже знал наизусть. И отец знал. Подобные набеги у матери случались волнами. Пока мы суетились на «двойке» – числились у нее в «бизмисменах», которые ничего не могут, в отличие от других «которые и дом пост-роили, и машины у них крутые, и жены не работают». Болезненные укоры матери били в неопровержимые факты, возразить было нечего – мы стоически их выслушивали. Первое время я даже не замечал ее нападок. Позже они стали меня задевать. Покупка «газели» вызвала у матери растерянность, и на время провокации прекратились. Но через пару месяцев все вернулось на круги своя.

– Да почему не идут!? – сказал я, буркнул, отвернувшись к окну. – Идут.

– Идут!? – мать стояла посреди балкона, вцепившись в отца взглядом, мяла сигарету. – А ты чего, старый, молчишь, а!?

– Идут дела, идут, – прозвучал настороженный голос отца, я почувствовал, как его желваки напряглись. – Иди, давай.

«Это ты зря сказал», – понял я промашку отца. Мать ее и ждала, провоцировала, ждала нужного слова, чтоб зацепиться.

– Ты мне не идикай, давай! – вспыхнула она спичкой. – Понял!? Ты!!

Мать, сцепив зубы, нависла над сидящим отцом.

– Тоже мне нашелся, бизмисмен сраный! Все мечтаешь, сидишь, никак не разбогатеешь! И никогда у тебя ничего не будет, вот посмотришь! Потому, что все люди как люди – и деньги зарабатывают, и детей и жен содержат и машины себе понакупили, а ты сидишь, жлоб, каждую копейку считаешь, все складываешь их куда-то! В гроб, наверное, с собой заберешь! – несло ее. Если мать прорывало, то несло безостановочно. Она быстро успокаивалась, если не отвечать на ее выпады. А не отвечать было тяжело. Я хорошо понимал отца и знал, что если тоже что-то скажу, то такие же слова будут сказаны и мне, но чуть с меньшей ненавистью.

– Ма, да хорош тебе! – я встал и направился мимо матери в свою комнату.

– Ты мне рот не затыкай, папин сыночек!! – взвилась она вмиг. – Сидишь тут у него на шее, пристроился! Я давно говорила, шел бы работать куда-нибудь! Нет, околачиваешься тут, при папочке своем любимом! А мать так, прачка! Постирай, пожрать сготовь! И все! Только за этим мать нужна!

Я обернулся, невыносимо хотелось сказать гадость в ответ. Мать стояла и именно этого и ждала. Она будто питалась плохой энергией. Ссоры случались регулярно, после них мать довольная удалялась в свою комнату.

– Я и так работаю и зарабатываю деньги! – не стал в этот раз обострять я ссору. – А если не хочешь стирать или готовить, так и скажи, мы сами будем! Я не хочу слышать эти слова, типа «жрать» и  все такое. Не хочешь готовить, не готовь. Как хочешь! Только не надо орать тут!

– Все! Не нужна мать! Да!? Пока был маленький, была нужна, а сейчас все, иди, мать нахер, да!? – она подошла ко мне почти вплотную, и, глядя снизу вверх близорукими бесцветными глазами, добавила, пихая фигу почти мне в лицо. – Да вот хер ты угадал с папочкой своим заумным! Вот вам обоим! Выкусите! Что захочу, то и буду делать, это моя квартира и ты мне здесь не указ!

Ссора приобретала обычные гротескные формы. Мне нечего было ответить. Хамить матери я не хотел, слушать гадости не мог. Я посмотрел на отца, тот сидел на балконе, закинув ногу на ногу, курил и ухмылялся. После трагедии начинается комедия – классика. Мать зыркнула на отца и медленно хищно двинулась обратно на балкон.

– А ты чего ржешь, старый козел!? – зашипела слюной она. Отцовская ухмылка действовала на мать, как тряпка на быка. Отец это понимал, но таков был его ответ в этой неизвестно когда начавшейся взаимной травле.

– Жизнь хороша, да!? Дура у тебя жена, да!? Психопатка!? А раз дура, что ж ты живешь с ней!? Валил бы отсюда, покупал бы себе квартиру и жил, как хочешь! Чего ж не покупаешь-то!? Ты ж бизмисмен! Крутой же! Денег дохера! Чего ж сидишь тут около меня!? Да потому, что денег-то нет! Ничего не зарабатываешь! Только и разговоры одни – я самый умный, я самый умный! Дак, где ж деньги-то!? А нету их нихера, потому, что ума-то нет, так, одни разговоры! А сам-то во!! – мать постучала костяшками кулака себя по темени.

Я стоял посреди комнаты, не в первый раз слушая такое. «Когда же это все началось? Не помню. Вроде было все нормально, была семья, жили, и вдруг раз, такое началось. Пойду я куда-нибудь, погуляю», – подумал и ушел на кухню, прикрыв за собой дверь, дабы не слышать продолжение ругани. Я поужинал, вышел на улицу, сел в маршрутку и поехал в центр. Погода стояла шикарная. Захотелось провести вечер в клубе. Но на часах шел лишь седьмой час, и я четыре часа просто слонялся по центру. Настроение было гадкое. Вдобавок ко всему схватило желудок. Неприятная ноющая боль. Когда болит желудок, больше ни о чем другом думать не хочется. Я купил бутылку алкогольного коктейля, сел на лавке в парке и, закурив, стал заливать ноющий желудок светло-зеленым пойлом. Боль поутихла. Такое случалось не часто, я не придавал сильного значения этим болям. Понимал, они от нерегулярного питания и перекусов на ходу. Отец мне о желудке всю голову пробил своими нотациями. Ведь мой слабый желудок – наследие по его линии. Я воспринимал отцовские нравоучения, но ничего не делал. Мне было все равно.

В «Чистом небе», ожидаемо, в рабочий день посетителей было мало. Я уже знал весь персонал заведения в лицо, с половиной здоровался за руку. Денег с собой было немного. Я заказал «отвертку», прошелся по заведению и прилип к барной стойке. К полуночи я не спеша уже заканчивал пятую. Из «Чистого неба» я вышел в третьем часу ночи. Поднялся по кафельным ступенькам наверх, толкнул тяжелую деревянную дверь от себя и оказался на свежем воздухе ночной улицы. Я медленно пошел прочь. Хотелось прогуляться, продышаться и немного отойти от принятого алкоголя. Я перешел дорогу по «зебре» и двинулся обычным маршрутом к гостинице, туда, где дежурили «бомбилы». Через двадцать минут я был дома. Родители спали, я тихо разделся, лег в кровать. Едва голова коснулась подушки, как по всему телу пробежала приятная волна расслабленности и легкой усталости. Я сразу уснул.

Утром, еще пребывая в легкой дреме, я услышал отцовские шаги в комнате.

– Спишь? – произнес его голос.

– Нет, – ответил я, не открывая глаз.

– Я позвонил в Краснодар, – сказал голос, прокашлялся. – В «Люксхим». – Снова прокашлялся и цыкнул губами. – Они мне прайс вот скинули…

Остатки дремы испарились вмиг, я вскочил, разлепил глаза, сел на кровати и протянул руку к факсимильным бумажкам: – Дай посмотреть!

Быстро пробежал два листа сонными глазами.

– Отлично! Синька! Цена три рубля, супер! – пожирал я глазами буквы и цифры.

– И чистящая паста у них есть, – добавил отец.

– Классно! Паста! – я продолжал изучать названия и цены. – Цена не очень, надо бы подешевле немного. Ну ладно, это мы поговорим позже. Так, стиральный порошок дешевый, отлично! Чистящие средства дешевые, отлично.

Мы попали в яблочко! Мы нашли именно то, что искали. «Неужели это выход!?», – гулко стучало сердце, я был возбужден, почувствовав мгновенный прилив сил.

– Ну, чего, по условиям с ними поговорил!? – не терпелось мне.

– Условия прекрасные, – отец сел на стул напротив, закинув ногу на ногу и  не скрывая довольного состояния, продолжил. – Отсрочку платежа дают до следующей партии, но не больше двух месяцев. Подвоз у них свой. Цена уже с учетом подвоза.

– Класс! – я откинулся на кровати назад, уперся спиной в прохладную стену и сразу отпрянул. – Если подвоз свой, то цены шикарные! Синька – три рубля! Мы уделаем этого «Пушка»! Да и на пасту цена нормальная выходит! Порошок еще есть, да и чистящие средства дешевые, да и все остальное до кучи пойдет. Ассортимент ты видел, какой большой, и все, похоже, будет продаваться! Не то, что у этого дурацкого «Карда» кроме синьки ничего толком не продается! Блин, отличный производитель! А они ни с кем тут не работают!?

– Не работают, я все уже узнал, – отец откинулся на спинку стула, важно замотал ногой. – Я заикнулся про дилерский договор, они согласны на эксклюзивного дилера.

Я чуть не подпрыгнул на кровати.

– То, что надо! – выпалил я. – Ладно, я умываться, сейчас все обсудим.

Я выскочил из комнаты и скрылся в ванной.

Весь остальной день, катаясь с товаром по городу, мы с отцом обсуждали новые перспективы. Отец согласился с тем, что с «Кардом» надо будет завязать и переходить на товар «Люксхима». Помимо синьки решался вопрос с ростовской пастой низкого качества, теперь мы могли заменить и ее. Отсрочка платежа в два месяца вообще выглядела манной небесной – мы могли бы завозить и продавать больше товара.

Август доживал последние деньки. Я в очередной раз позвонил в Москву по поводу обмена следующей партии синьки и узнал неприятный факт – менеджер «Пушка» добрался и туда, предложив синьку по той же схеме, но по меньшей цене и даже уже успел завезти первую партию. Странно, я должен был огорчиться, но этого не произошло. Мне, после случившихся новостей, стало просто плевать и на московскую фирму, и на менеджера «Пушка», и на директора «Карда» с его новым «Пассатом». «Пусть трудятся», – подумал тогда я и с легкой душой сообщил новость отцу. Тот отреагировал так же.

В последние дни августа мы вывезли со склада в оптовые базы остатки чипсов. Примерно через месяц мы планировали получить за них деньги и окончательно рассчитаться с производителем.

Сентябрь продолжился теплой погодой и моим нетерпеливым ожиданием встречи с коммерческим директором «Люксхима», с которым мы должны были познакомиться, обсудить детали сотрудничества, подписать договор и после начать работу. Но все вышло проще – нам позвонили из «Люксхима» и предложили сделать первый заказ. Тем лучше! Мы отправили заказ по факсу, и уже через пару дней старый-престарый «МАЗ» стоял у ворот нашего склада. Всем своим видом грузовик давал понять, что развалиться может в любой момент. Старая и давно не крашеная снаружи кабина внутри напоминала живой конструктор – от болтающейся панели приборов тянулись вниз и к рулевой колонке пучки проводов. Разноцветная их масса была сплошь привязана и подвязана замусоленными веревками, шнурками и кусками изоленты. Позади кабины на раме возвышался самодельный кунг. Обшитый снаружи листовым железом, а изнутри подшитый досками, он напоминал сарай на колесах. «Агрегат какой-то, а не грузовик», – подумал я, пребывая в удивлении. Водитель раскрыл задние двери «сарая», явив нам четыре тонны груза.

– А сколько ж ты максимально грузишь в него? – не удержался я от вопроса.

– Десять, – сказал тот спокойно, оттирая руки тряпкой от грязного масла.

– Десять тонн!? – застыл я в удивлении.

– Да, – не переменился в лице водитель. – Еще прицеп есть. И в него десять.

– Нифига себе! – присвистнул я. – И далеко катаешься на этом чудовище?

– И в Москву езжу.

– Ого! Ты отчаянный! Это ж полторы тыщи в одну сторону! И не ломается!?

– Постоянно ломается, – водитель взял из кабины бумаги, отдал их мне.

– Ладно, начнем потихоньку, – сказал я, сунул документы отцу и пошел в склад за поддонами. Снаружи подъехала машина, захлопали двери, послышались приветственные возгласы – подъехали руководители «Люксхима».

– Добрый день! – вышел я из склада и протянул руку невысокому мужчине со светлыми и седыми волосами, высоким покатым лбом и водянистым лукавым взглядом.

– Эдуард Дмитриевич! – ответил тот, пожал мою руку.

– Это мой сын Роман! – представил меня отец обоим гостям, расплылся в сдержан-ной улыбке. – Работаем вместе, можно сказать – семейный бизнес!

Я протянул руку второму гостю, представился.

– Асланбек Ахмедович! – бодрым энергичным голосом ответил тот и крепко пожал мне руку. – Директор «Люксхима», компаньон Эдуарда Дмитриевича! Он у нас коммерческий директор, отвечает за продажи, я больше за производство.

В компаньонах угадывалась внешняя схожесть – оба были около метра семидесяти, невысокие, ближе к пятидесяти по годам. Разнило одно – Эдуард Дмитриевич своим заметным даже под рубашкой животиком и всем телосложением выглядел как человек, далекий от спорта, в фигуре его компаньона, напротив, угадывалась физическая крепость и выносливость.

Началась выгрузка, водитель залез в «сарай» и стал подавать коробки мне и отцу.

– Давайте мы с Эдуардом Дмитриевичем вам поможем, Анатолий Васильевич! – раздался за моей спиной густой голос директора.

– Да, давайте, Анатолий Васильевич мы вам с Ромой поможем, – засуетился второй.

Директор меня удивил! Я понял, что человек, будучи уже собственником предприятия и не чурающийся физического труда, пойдет далеко. Отец начал возражать, я его поддержал – мне стало по-человечески неудобно. Но директор был настойчив – отмел все возражения и взялся за работу. По лицу Эдуарда Дмитриевича пробежало недовольство, но ничего не оставалось, как тоже взяться за работу. Управились быстро, за час. Первая партия была пробной, в деньгах тысяч на сорок. После выгрузки, там же у нашего склада, мы заверили новых поставщиков в своем искреннем желании продвигать их продукцию. Те в свою очередь заверили нас, что мы будем единственными представителями их компании в регионе. Все четверо высказались за долгосрочное и плодотворное сотрудничество, пожали друг другу руки. На таком позитиве и расстались.

По дороге домой моя фантазия разыгралась – перспективы рисовались самые радужные – я был на взводе и тарахтел почти без умолка. Отец большей частью молчал, едва успевая в моменты моих пауз вставлять свое мнение. Я фонтанировал энергией и жаждой деятельности. Путь из тупика был найден, оставалось одно – идти по нему.

За дело взялись сразу и энергично, в две недели раскидав новый товар по клиентам. Я немного удивился, но замена одной синьки другой ни у кого не вызвала вопросов, ход сработал полностью. Мы выправили свое положение, обезопасили себя от «Пушка», поставив на отношениях с ним крест. Паста тоже заместилась без проблем. Продаваться начало все – дешевый стиральный порошок, жидкость для снятия лака, чистящие порошки. И главное – цены в «Люксхиме» оказались столь низкими, что мы легко установили среднюю наценку в тридцать процентов, оставив при этом его продукцию самой дешевой в городе. Мы выиграли во всем. Рискнули и выиграли.

Дело пошло. Уже к концу сентября появилась потребность в следующей партии.

В то же время, как обычно это бывает, вдруг нашелся и субарендатор в наш склад. Знакомый одного из руководителей базы искал себе небольшую площадь. Мы могли ему выделить помещение у входной двери, занятое ранее чипсами, и коптильные камеры. Тот обещался подъехать.